Рафаэль Лафферти - Дни, полные любви и смерти. Лучшее [сборник litres]

– Не смешно. – Дох-доктор поднялся с травы.

– Через мгновение ложноножка втягивается обратно в сферу. То же самое происходит и с нами. Никто не умирает. Мы лишь рябь на поверхности великого единства. Разве не смешна мысль о том, что ложноножка хочет о чем-то помнить?

– Нет. Я буду помнить все. Буду помнить миллионы лет не только за себя, но и за миллионы тех, кто все забудет.

Дох-доктор бежал вверх по склону. В темноте он натыкался на деревья и спотыкался о пни, но это даже радовало его – он словно стремился навсегда сохранить в памяти боль от ударов и падений.

«Пусть я сгорю дотла, но я должен точно знать, что горю именно я!»

Вверх, вверх, к сферическим домикам сфайрикои, спотыкаясь и крича в темноте. Вверх к хижине, о которой ходили особые слухи, к хижине с искрящейся аурой, уникальной, единственной в своем роде.

– Откройте! Помогите! – крикнул дох-доктор у последней хижины на холме.

– Человек, иди прочь! – отозвался голос. – Все клиенты ушли, моя ночь на исходе. И что вообще нам делать с человеческим существом?

Округлый мерцающий голос исходил из настороженной темноты. В ней скрывалось личное бессмертие. Его мерцающие цвета, просачиваясь сквозь щели хижины, еще не достигли видимого диапазона. Там даже трепетал оттенок, говоривший: «Я смогу узнать себя, если когда-нибудь снова встречу».

– Торчи-двенадцать, мне нужна помощь! Говорят, у вас есть специальный бальзам, который растворяет абсолютно все, но память о том, кто ты есть, остается неприкосновенной.

– О, да это же дох-доктор! Зачем пожаловали к Торчи?

– Мне нужно то, что погрузит меня в приятную и бесконечную дрему, – взмолился он. – Но в этой дреме я хочу оставаться собой. Вы мне поможете?

– Торчи-двенадцать, хоть и неразборчива в связях, мастер своего дела. Конечно, мы вам поможем. Заходите…

Рассказ «The World as Will and Wallpaper» завершен в августе 1972 г. и опубликован в антологии «Future City» под редакцией Роджера Элвуда в 1973 г. Включен в авторский сборник «Iron Tears» («Железные слезы», 1992).

Как и «Начальное обучение камиройцев», этот рассказ – один из первых, прочитанных мною у Рафаэля Алоизиуса Лафферти (1914–2002).

Где он был впервые напечатан – понятия не имею. Сегодня об интеллектуальном контексте этого рассказа мне известно гораздо больше, чем тогда; но контекст не должен заслонять самого произведения. Некоторые, правда, считают, что контекст – это часть проекта под названием «рассказ». Так в какой же антологии он вышел – у Джудит Меррил? Или, может, у Терри Карра? Честно, я просто прочел этот рассказ и не помню, где он был напечатан.

Как-то я вел писательский семинар «Кларион» в Тулейнском университете (среди участников, кстати, был и Джордж Р. Р. Мартин). Я все время думал: а прибудет ли сюда Лафферти собственной персоной? Но он не приехал. Надо сказать, участники семинара были в некотором смятении, потому что молодой человек, который все это организовал, в последний момент тоже куда-то исчез. Интересно, что даже в то время всем было очевидно, что Лафферти – легенда.

Но что сказать о рассказе?

Уильям Моррис (1834–1898) был очень умный, богатый и одаренный разнообразными талантами человек. Убежденный социалист, автор нескольких романов-фэнтези, включая «Новости ниоткуда» и «Лес за пределами мира» [124] Также известен по-русски как «Лес за гранью мира». . Он поддерживал многих художников, например Эдварда Берн-Джонса, и создавал знаменитые обои с растительным орнаментом, которые пользуются популярностью и по сей день. К тому же он в собственной книгопечатне «Келмскотт» выпускал великолепно иллюстрированные издания. Например, «Собрание сочинений Джеффри Чосера». Он один из самых известных людей своего времени и незримый герой футуристической сказки Лафферти, рассказывающей о путешествии по так называемому Всемирному Городу.

Как и в случае со многими другими влиятельными фигурами Викторианской эпохи, всем понятно, что слава Морриса – это целиком и полностью результат его социального положения.

Название рассказа Лафферти перекликается с названием двухтомного труда немецкого философа Артура Шопенгауэра (1788–1860) «Мир как воля и представление». Шопенгауэр известен исключительным пессимизмом своей философии и великолепным стилем письма.

Подобно пьесе Уоллеса Шона, действие этой истории происходит в печальном будущем и постепенно двигается к печальному концу.

История начинается вроде бы с обычного классического описания города, прямо как у Джейн Джекобс («Место концентрации людей, не являющееся самодостаточным»), а затем идет поправка на развитие города: «Всемирный Город экономически самодостаточен».

К концу рассказа пессимизм Лафферти идет рука об руку с шопенгауэровским. Поклонники и критики часто подчеркивают религиозность Лафферти, его преданность католицизму: еще один писатель-католик (хорошо, бывший католик) – Томас Диш. Интересно, в какой степени это важно для культурного контекста, питающего обоих писателей.

Рассказ Лафферти – это история о книжунах, говорунах и читунах; а Всемирный Город не дрейфит, поскольку дрейфует. Имя главного героя – отсылка к Уильяму Моррису, и Уилли вместе с Кэнди Кэлош, а затем с Блонди Фаркуар отправляется исследовать Всемирный Город, который, разумеется, слишком велик для того, чтобы они увидели его целиком. Им видны лишь части, и, по мере того как им открывается больше, картина все сильнее удручает.

В целом рассказ описывает мрачную перспективу того, на что придется пойти миру, близящемуся к своему концу, ради самодостаточности.

В одной старой энциклопедии слово «город» объясняется как «место концентрации людей, не являющееся самодостаточным». Энциклопедия была старая-престарая (других попросту не водилось), и она ошибалась. Всемирный Город был экономически самодостаточен.

Определение города в старой энциклопедии прочитал молодой человек по имени Уильям Моррис. Уильям был книжун, или читун, он прочел отрывки из нескольких книг. И у него возникла идея. Если все книги старые, решил он, возможно, в Мире уже все по-другому. Не так, как в книжках. Пойду-ка я, подумал он, и посмотрю, что происходит в Городе. Буду идти долго-долго, пока хватит жизни. Возможно, даже выйду за пределы Мира и увижу Лес, который описывал мой древний тезка, чье имя я получил, когда раздавали имена.