Владимир Сорокин - Доктор Гарин

— Поехали! — Он легко, сильно и чрезвычайно приятно схватил Лялю за плечи, одно из которых торчало в прорехе, и почти вбросил в машину, словно в топку локомотива. — До свидания, товарищи!

Антрепренёр, трясясь, брызжа слюной, раскланиваясь, сел вперёд, к водителю.

Джонни пьяно-очаровательно-проворно влез сам, столкнувшись, сплетаясь с Лялей.

И снова — его золотые волосы. И запах. Запах!

Двери захлопнули.

— Джонни, возвращайся!! — завыли-заревели снаружи потные тела.

— Я вернусь, — выдохнул он в лицо Ляли.

Отстранился. И понял, что она красива.

— Жми! — крикнул-взвизгнул антрепренёр водителю. Хищно-розовый кадиллак рванулся с места.

Мягкий, переливчатый гонг поплыл по коридору, приглашая всех обитателей санатория на ланч.

— Ага… — Гарин закрыл текст.

Встал. Потянулся. Повернул голову на крепкой шее влево до предела, постоял, разглядывая карту Алтайской Республики на стене. Повернул голову до предела вправо. И в который раз увидел сосновый бор, залитый полуденным солнцем. Задрал голову вверх. На потолке висела плоская матовая люстра. Опустил голову вниз. На левом ботинке был кусочек папиросного пепла.

Гарин глубоко вздохнул, развёл руки. Постоял, задержав дыхание. И шумно выдохнул, обнимая невидимый мир руками, прижимая к своей широкой груди.

— Обед, не наделай синих бед, — традиционно произнёс он, топнул левой ногой, огладил бороду, поправил халат и зашагал из кабинета.

В широкой, просторной, залитой солнцем столовой стояли лишь два огромных овальных стола. Синий стол предназначался пациентам, за красным обедали врачи, медсёстры и санитары. Две подавальщицы развозили еду на тележках. Гарин прошёлся по зданию, как он любил делать перед ланчем, и вошёл в столовую, когда уже почти все сидели на своих местах. Кивнув обедающим, он уселся за красным столом между сестрой-секретаршей Машей и Штерном, налил себе стакан горной воды и с удовольствием опустошил его.

Маша ела салат, доктор Штерн — суп-пюре.

— Bon app é tit! — громко пожелал им Гарин, заправляя за ворот салфетку и расправляя на ней бороду.

Обедающие ответили ему тем же.

— И как? — Он навёл пенсне на суп.

— Вполне, — вытянул губу тот. — Спаржа, картофель, лук-порей.

— Платон Ильич, — заговорила Маша. — Борис отказался от укола. Мы не стали принуждать.

— Правильно. Я уговорю его.

Он оглядел синий стол. Сильвио и Владимир, как всегда, сидели рядом, Синдзо, Эммануэль и Джастин сели вместе, Ангела неторопливо вползала в зал, обмахиваясь чёрным японским веером, Дональд сидел отдельно, поигрывая большой пустой чашей, готовясь к своему mixy-wixy. Бориса ещё не было.

К Гарину подъехала подавальщица.

— Супчика! — улыбнулся ей он.

— Прошу вас. — Она подала суп.

— Что слышно с фронта? — спросил Гарин, взял ржаную булку, сразу откусил половину и стал громко хлебать суп.

Он ел, как и ходил, размашисто и широко.

— Всё по-старому, — ответил Штерн.

— Не совсем. — Маша с привычным высокомерием разглядывала поедаемый салат. — Артобстрел ночью. Двенадцать убитых.

— В пределах границы, — пожал плечом Штерн. — Это тянется второй месяц.

— Артобстрел был интенсивный.

— Окопная война…

— Интенсивность ночных обстрелов растёт.

— Рутина…

— Может легко обернуться антирутиной.

— Маша, мы это обсуждали не раз. У республики крепкая армия.

— Как сказать…

— Они профи. И им хорошо платят.

— Есть времена, когда деньги бессильны.

— У нас они ещё не наступили, — возразила Пак.

— Ой ли? — презрительно усмехнулась Маша.

Штерн с обидой качнул головой:

— Маша, какая же у вас удивительная способность портить аппетит.

— Андрей Сергеевич, это всего лишь self.

Гарин моментально расправился с супом, отодвинул тарелку. В столовую вкатился Борис.

— Почему я никогда не слышу гонга?! — завопил он на всю столовую.

— Потому что у тебя остывший поридж в ушах! — выкрикнул Дональд и надолго расхохотался.

Не обращая внимания на хохочущего Дональда, Борис подкатился к свободному стулу подальше от всех. Подпрыгнул на ягодицах, сел, шлёпнул ладонями по столу:

— Мяса!

Подавальщица подвезла тележку, поставила перед Борисом накрытую крышкой тарелку, сняла крышку. Всю тарелку занимал большой стейк.

— Горчицы!

Подавальщица поставила перед ним плошку с его горчицей. Он моментально вывалил горчицу на мясо, размазал ножом, схватил вилку и стал кромсать и есть стейк. Отхохотавшись, Дональд нетерпеливо забарабанил кулаками по столу. Вторая подавальщица подвезла ему литровый стакан кока-колы со льдом, порцию жареных куриных крылышек с картошкой и кукурузой и облитое жидким шоколадом мороженое. Он вывалил в чашу крылышки, мороженое, залил всё кока-колой, схватил ложку и стал громко перемешивать. Закончив, отшвырнул ложку, сцепил руки, прочитал благодарственную молитву, взял чистую ложку и принялся жадно хлебать из чаши.

— Вот аппетиту кого надо завидовать! — с улыбкой произнёс Сильвио, обращаясь к Владимиру.

— Это не я, — ответно улыбнулся тот.

Сильвио подали его неизменные спагетти bianca, Владимиру — гречневую кашу с жареными грибами. Эммануэль что-то вполголоса сказал Синдзо и Джастину, и все трое рассмеялись.

— Не нахожу ничего смешного! — заметил Борис, кромсая стейк.

— Борис, мы обсуждаем последствия Договора Малой Жопы.

— Мы же договорились о политике говорить только за ужином, — строго заметила Ангела.

— Ангела, мы не о самом договоре, а о последствиях, — улыбнулся Эммануэль. — Никакой политики!

— Переселение народов?

— Именно! Разве это политика?

— Владимир, как у вас сейчас с переселением народов? — рассмеялся Сильвио.

— Это не я, — жуя, пробормотал тот.

— Только дурак может над этим смеяться! Это трагедия! — выкрикнул Борис и, отбросив нож и вилку, схватился за лицо и разрыдался. — Иди…оты…

Эммануэль, Синдзо и Джастин переглянулись.

— Борис, мы смеялись вовсе не над переселением, — заговорил Эммануэль. — А над меню торжественного ужина того эпохального дня, когда в Страсбурге был подписан Договор Малой Жопы.

— Я помню тот ужин, — осторожно ела суп Ангела. — Что же там было смешного?

— Помнишь ли ты десерт?

— Ну… был какой-то огромный торт.

— Да, торт! А что украшало этот торт?

— Что-то не припоминаю…

— На торте стояли совокупляющиеся бронтозавр и тираннозавр. Причём бронтозавр оприходовал тираннозавра!

— Что-то не помню…

— Точно! — воскликнул Сильвио. — Я помню прекрасно! Бронтозавр из белого шоколада, а тираннозавр из чёрного! Бронтозавр вставил тираннозавру! А, Владимир?

— Это не я.

— Да! Да! Да! — завопил вдруг Борис и расхохотался. — Помню! Сладкие фигурки!