Владимир Сорокин - Доктор Гарин

— Для них прошлое — мешок без дна, — угрожающе произнёс Гарин, гася окурок.

— Exactly! — хлопнула в ладоши Пак. — Тот самый мешок из «Тысячи и одной ночи», в котором и спрятан весь мир. Спасибо, доктор! Хотите, я сделаю вам массаж?

— Хочу! — Гарин оттолкнулся ногами от пола, выкатился на кресле из-за стола.

Пак подошла сзади и стала массировать ему шею и плечи.

— Нам надо рассматривать их только как единый организм, — заговорил Гарин, щурясь на солнце. — Тогда мы добьёмся успеха.

— Но они ведь никогда не жили вместе. — Допив кофе, Штерн встал и заходил по кабинету. — Они не ощущают родства.

— Они вместе управляли миром.

— Это больше, чем жить вместе. — Пак с силой мяла могучие плечи главврача. — И это сильнее, чем родство.

— Мешок без дна… — задумчиво повторил Гарин, оглаживая бороду. — И мы для них тоже в этом мешке. Наша задача — вылезти из мешка. И стать тем судьёй, который приказал открыть мешок.

— Признаться, я подзабыл… что же оказалось в том мешке? — спросил Штерн, подходя к окну и осторожно трогая стекло кончиками длинных пальцев.

— Хлеб, сыр, маслины и лимон.

— Всё, что нужно для странствующего! — засмеялась Пак.

— Или для заключённого, — сурово заметил Гарин. — В нашем случае вместо хлеба у них бред особой миссии.

— А вместо сыра — ипохондрический гигантизм.

— Вместо маслин… — Штерн почесал бровь холёным ногтём. — Пожалуй, бред ущерба.

— Тогда на лимон остаются только анально-сексуальные сенсации!

Гарин положил одну титановую ногу на другую:

— Коллеги, я чрезвычайно рад, что у великолепной восьмёрки нет прогрессирующей шизофазии. Свои мысли они выражают ясно, даже Дональд и Борис.

— А Владимир?

— Он стабилен. И адекватен.

— Пока, во всяком случае… — пожал узким плечом Штерн, постукивая по стеклу.

— И ваши коктейли, доктор, тому порука! — Гарин поймал маленькую руку Пак и быстро поцеловал её. — Вы не представляете, как мучительно работать с шизофазией.

— О, представляю! — воскликнула Пак. — Но с вами мы преодолеем всё.

Штерн улыбнулся:

— Как часто повторяет наша Ангела: wir schaffen das [15] Мы справимся (нем.). .

После общения с коллегами, накинув на плечи альпийскую войлочную куртку с вышитыми дубовыми листьями на замшевых отворотах, Гарин решил прогуляться по территории санатория, как он делал всегда после ланча. С западной стороны к санаторию примыкал обширный парк с газонами, где помимо сосен и пихт росли дубы, липы, каштаны, а над небольшим искусственным прудом склонялись декоративные ивы. Гарин прошёлся по замощённым дорожкам, встретив Ангелу и Синдзо, двух медсестёр и старого садовника. Проходя мимо ограды, он заметил за её стальными прутьями невысокого человека. При виде Гарина тот подошёл ближе и приподнял шляпу, обнажив лысую голову.

— Простите великодушно! — обратился он к Гарину.

Платон Ильич остановился.

— Кузьмичёв Кузьма Иванович, — представился незнакомец, держа шляпу у груди.

Гарин различил, что человек одет скромно, но аккуратно; за спиной его висел рюкзак.

— Что вам угодно? — спросил Гарин.

— Тараканы, клопы, блохи, вши, мокрицы, — быстро произнёс человек.

Круглое лицо его с картофелиной носа украшала маленькая клякса усов.

— И что… клопы, блохи? Беспокоят вас? — не понял Гарин.

— Вывожу. Экологически чистыми и исключительно народными средствами.

— Ах, вот что.

С человеком была такса, дотянувшаяся до верха бетонного основания ограды и просунувшая узкую морду сквозь прутья.

— Признаться, тараканов у нас сроду не водилось, клопов тоже. Вши — да, были во время войны, но она уже, к счастью, закончилась. Блохи… мы не держим собак. Есть один кот, да и тот фараонский. Не в чем блохам заводиться.

Человек понимающе кивал круглой головой.

— А как насчёт мокриц? — спросил он.

— Не встречал, — честно признался Гарин.

— На кухне, в подвале или в душевых помещениях?

— Возможно… не знаю. Не нахожу вреда в мокрицах.

— О, как вы ошибаетесь! — Кузьмичёв прижал шляпу к груди. — Мокрицы — опаснейшие создания, разносчики всевозможных заболеваний. Если взглянуть в обычный мелкоскоп на мокрицу, она поразит вас своим агрессивным видом. Если же вы рискнёте взглянуть на неё в мелкоскоп электронный, вы можете надолго потерять душевное равновесие.

— В ближайшие годы я точно этого делать не стану. — Гарин достал папиросу.

Пока он закуривал, незнакомец выжидательно молчал.

— Я беру недорого. Но работаю исключительно чисто и профессионально.

— Право, не знаю… — пожал плечом Гарин. — Ну… ладно, ступайте на кухню. Сошлитесь на доктора Гарина.

— Благодарю вас! — радостно оживился человек, надел шляпу, поддёрнул таксу и направился к калитке.

Гарин достал свой клинообразный смартик FF40, позвонил роботу-вахтёру:

— Фёдор, пропусти человека с таксой и рюкзаком.

Неподалёку открылась калитка, Кузьмичёв вошёл. Такса семенила рядом. Под широкими брюками незнакомца виднелись забрызганные грязью резиновые сапоги.

— А такса помогает вам искать клопов и мокриц? — спросил Гарин.

— Нет, это просто друг.

— Ясно.

Платон Ильич двинулся дальше по парку, Кузьмичёв заспешил к санаторию. Дойдя до прудика, Гарин сел на любимую скамейку между двумя ивами, докурил папиросу, зевнул, снова достал FF40, открыл роман Воскова, стал читать.

— О чём же вы, женщина и поэт, хотите спросить музыканта? — Джонни очаровательно-пьяновато покачнулся, обнял пузатый, расписанный под хохлому холодильник, а потом и грубо открыл его.

Ляля одиноко и трогательно стояла посередине большого, шикарного номера с антикварной, покрытой позолотой мебелью.

— Что выпьем? — Он достал-вытянул из холодильника ледяную бутылку советского брюта.

— Не знаю… — Она мягко и жестоко взяла себя за локти.

— Советского шампанского?

— Да, можно…

С неловкой очаровательностью он открыл, проливая обильно на журнальный стол, мокро наполнил бокалы, взял, пошёл, пошёл к Ляле. Она стояла перед ним, держа себя за локти, словно жёстко останавливая, голое плечо торчало сквозь прореху.

— Как они вас порвали! — Пьяновато и как-то по-разбойничьи усмехнулся Джонни, протягивая ей бокал. — Вы решительная?

— Временами… — пробормотала она, принимая бокал непослушной красивой рукой.

Бокал задрожал несчастно, закапал на ковёр.

Джонни чокнулся и сразу жадно ополовинил свой, пошёл к дивану, устало сел-развалился с роскошной пьяной наглостью, закидывая остроносый ботинок на колено:

— Присаживайтесь. Как вас зовут?

— Ляля, — произнесла она, стараясь не уронить бокал и глядя на Джонни.

Возникла короткая грозная пауза.