Кристина Далчер - Мастер-класс

Мне это показалось невероятно важным. И прозвучало одновременно отталкивающе и страшно привлекательно.

— А твоя сестра этим уже занималась? — спросила я, хотя мне это было не особенно интересно. Но продолжить разговор о таких вещах, как взрослые, было необходимо. Тем более я знала, что моей подружке это понравится.

— Еще нет. Но две ее подружки уже почти да. Они большие, пятнадцать исполнилось.

Всю ночь, лежа в спальном мешке, я никак не могла уснуть и думала о той новой неизведанной территории, которая называется «секс». Моя подружка рассказала мне, что и куда «вставляется», и я решила попытаться отыскать у себя это место, действуя очень осторожно и стараясь не шуршать простынями, чтобы не разбудить соседку. Что-то подсказывало мне, что некоторые вещи, особенно то, что касается секса, лучше делать так, чтобы тебя никто не видел и тебе не мешал.

Но ничто из того, что я открыла для себя в ту ночь, привлекательным мне не показалось, не говоря уж о том, что это выглядело чем-то нереальным. Однако всего через несколько лет, когда мы с Джо занялись сексом на заднем сиденье его «Мустанга», я поняла, что это не только возможно, но и весьма привлекательно, если, конечно, занимаешься этим с правильным мужчиной.

Но сейчас одна лишь мысль о том, что я почувствую, когда моего тела коснутся руки и губы Алекса, а потом он овладеет мною, наполняла мою душу ужасом и отвращением, и я как бы вновь возвращалась в тот детский возраст сексуальной латентности.

Алекс, едва я успела войти, сразу предложил мне выпить — отличный шотландский виски был налит в небольшой хрустальный стакан, и я тут же подумала, что в сложившихся обстоятельствах мне не повредило бы и несколько таких стаканчиков.

— Итак, — спросил он, — о чем станем беседовать? — Сам он устроился на диване, а меня усадил в кресло напротив.

Я сделала большой глоток виски, и внутри у меня сразу потеплело. Чистый виски — это, пожалуй, сейчас было для меня лучше всего.

— Я хочу, чтобы ты помог мне вернуться домой. Причем вместе с дочерью, — сразу выпалила я и решительно положила ногу на ногу, так что стала видна полоска кожи на бедре.

Алекс изогнул губы в улыбке, однако остальные части его лица эта улыбка не затронула. Холодные, полные расчетливости глаза смотрели на меня в упор. Ни единого взгляда на мои ноги он так и не бросил.

Сорок — странный возраст, как бы некая веха. Когда пора сесть и подумать о жизни. Подступавшая старость меня никогда не тревожила, наоборот, мне всегда казалось, что седые прядки на висках придают мне более ученый вид. Но я их все же закрашивала — разумеется, по предложению Малколма. «Зачем позволять какой-то седине отнимать у тебя целые годы жизни», — без конца повторял он.

Он, наверное, тысячу раз мне это сказал, хотя я постоянно бегала трусцой, поднимала тяжести в спортзале, и пока что никакого пугающего валика жира на талии, столь свойственного женщинам среднего возраста, у меня не появилось; на мне, по-моему, никак не сказалось и то, что последние десять лет я регулярно нарушала расписание ежедневного ухода за кожей. Но тем не менее сорок лет были для меня сильным ударом. Хотя, наверное, не таким сильным, как пришедшее сейчас понимание того, что Алексу, по всей видимости, наплевать на то единственное, что я могу ему предложить.

— Есть способ выбраться отсюда, Елена. Но не уверен, что ты захочешь им воспользоваться.

— Расскажи.

Он откинулся на спинку дивана, и та ласково его приняла, а он беспечно закинул руки за голову, как если бы мы, случайно встретившись, просто решили немного выпить и поболтать о всяких пустяках.

— Мне нужны волонтеры. Для неких тестов, которые я хочу провести. Скажи мне, но скажи честно, потому что выяснить правду мне ничего не стоит. У тебя еще бывают менструации?

От этого вопроса я вдруг почувствовала себя голой, совершенно беззащитной и выставленной на всеобщее обозрение; примерно так же я чувствовала себя, когда впервые пришла сдавать вагинальный мазок: ступни закреплены в стременах, все мое нутро выставлено наружу, и врач что-то туда сует…

Мое «да» прозвучало скорее как хриплый шепот.

— Регулярно?

Я снова прошептала «да», прекрасно понимая, что довольно скоро это может прекратиться. Во всяком случае, перестанет быть регулярным. Когда у наших дочерей начинаются месячные, мы объясняем им, что теперь они стали женщинами. Мы говорим эти банальные вещи и думаем: неужели обратное тоже возможно? Неужели, когда природа приостанавливает одну из функций нашего организма, мы перестаем быть женщинами? И что же, тогда мы становимся неженщинами? Засыхаем, как цветок, всего лишь утратив способность к размножению? Я всегда откладывала эти вопросы на потом, и вот теперь мне пришлось столкнуться с ними лицом к лицу. Я понимала, о чем и почему спрашивает меня Алекс, и догадывалась, что именно он хочет мне предложить.

— Это хорошо. — Он наклонился, взял со стола маленькую записную книжку, быстро ее пролистал и деловито предложил: — Я могу записать тебя на вечер. Попозже. Скажем, на семь часов. — И это был отнюдь не вопрос, а, скорее, требование, приказ.

— Значит, ты один из них, — сказала я. — Верно?

— Да.

Воздух в комнате вдруг стал страшно холодным и каким-то затхлым.

— У нас в институте делаются великие дела, и работа идет просто отлично. — Похоже, он ничуть в этом не сомневался. — Еще лет двадцать, и никакие государственные школы больше не потребуются. Подумай об этом, Елена. Представь себе тот новый мир, где каждый чувствует себя на вершине, чувствует себя самым лучшим. Больше нет ни врожденных заболеваний, ни социального неравенства, ни нелепого соперничества. Мы разом избавимся от всех червивых яблок.

Господи, что за дерьмовую чушь ты несешь ! — подумала я, а вслух сказала:

— Это та же проблема, что с бочкой соленой рыбы. Уберешь старый подпорченный слой, и через некоторое время у тебя появится новый. Одинаковость — это иллюзия, Алекс.

Он только отмахнулся.

— Вижу, что Малколм насчет тебя был совершенно прав.

— Ты говорил обо мне с моим мужем?

— Мы с ним о многом говорили. И о тебе, разумеется, тоже. — Алекс встал, слегка огладил брюки и налил себе еще виски. Я ждала, что он и мне предложит еще выпить, однако такого предложения не последовало. — Видишь ли, Елена, я бы с удовольствием еще побеседовал с тобой, обсудил, в частности, ваши семейные проблемы, но мне нужно срочно позвонить жене. — И он открыл дверь, уверенный, что я сразу же встану и выйду в коридор. — Итак, сегодня в семь вечера. Ровно в семь. Встретимся в лобби. И сразу после эксперимента я устрою твой перелет домой.

О Фредди он даже не упомянул. Ни разу.

— А как же моя дочь? Я ведь без нее отсюда не уеду.