Кристина Далчер - Мастер-класс

Я тоже принялась подсчитывать. Я подсчитывала, сколько телефонных звонков в ближайшие больницы понадобится сделать Малколму, прежде чем он попадет в нужное место и какая-нибудь медсестра радостно ответит: «О да! Она здесь. Вы ее муж или ближайший родственник?» Я также подсчитывала возможные способы, к которым может прибегнуть Малколм, чтобы полностью исказить природу моего недомогания; подсчитывала, сколько лживых заверений он скормит врачам, убеждая их, что непременно сохранит в неприкосновенности все принадлежащее мне имущество. Я совершенно не сомневалась: он пойдет на все, чтобы полностью меня дискредитировать.

И в итоге я все же повернула налево. В сторону деловой части города. Навстречу Боните Гамильтон и Джей Джексон. Навстречу собственному концу.

Через тридцать минут я оказалась на пересечении Тринадцатой и Кольцевой улиц — как раз в тот момент, когда из дверей методистской церкви стала вытекать толпа прихожан. Я остановилась дома через два от церкви и стала смотреть на этих свободных людей, которым не нужно было спешить на работу, потому что сегодня воскресенье и весь Вашингтон отдыхал. Отличный день, чтобы помолиться, а потом идти есть пирожные.

Округ Колумбия не обладает ни такой большой территорией, ни таким громадным населением, как Нью-Йорк, так что я рассчитывала только на то, что меня никто не узнает, пока я тут сижу. А еще я рассчитывала, что Малколм в первую очередь примется искать меня по соседям и ближайшим больницам, а не по редакциям газет. Так и не заглушив двигатель «Акуры» и включив обогрев на полную мощность, я ждала, наблюдая за тем, не появятся ли хоть какие-то признаки жизни у входа в редакцию, находившуюся в самом начале Кей-стрит.

Увы, ни одного человека там так и не появилось ни в течение первого получаса, ни в течение второго. Ни в течение третьего.

Но я времени даром не теряла: все это время я рылась в компьютере Малколма.

В одиннадцать я все же выключила двигатель «Акуры», и от леденящего воздуха, просачивавшегося в салон, меня спасал теперь только старый плед, извлеченный из багажника. Но холодно мне было не только от этого. Я только что начала читать электронную переписку Малколма от конца сентября.

Мэдди,

рад слышать, что наш проект запущен. Жду полного списка возможных нежелательных последствий, чтобы затем как-то их устранить. Все материалы пришлю тебе, как только они будут готовы. Как ты знаешь, у меня сразу пять команд заняты разработками тестов по истории, математике, физике, химии и естественным наукам. Хорошо бы закончить все это к концу октября, когда начнется сдача экзаменов.

Чудовище.

Система его файлов обладала большим количеством слоев и паролей, чем чертов Пентагон! И первая дюжина документов, которую мне удалось открыть, оказалась всего лишь чиновничьим пустословием, напоминалками и сухими отчетами. Наконец я добралась до папки под названием «Тесты», и там оказалась масса новой информации. Я открыла первые три файла и увидела знакомые заголовки и правила, ведь я и сама сдавала тесты ежемесячно, а также вот уже много лет в день очередного испытания зачитывала своим ученикам перечень необходимых правил.

На выполнение работы отводится один час.

Ни с кем из других учащихся переговариваться нельзя.

Нельзя также выходить из класса во время теста — ни по какой причине.

Как только отведенное вам время закончится, немедленно положите на стол ручки и карандаши. Если вы этого не сделаете, ваш показатель будет автоматически снижен на десять десятых.

Чем дальше я читала, постигая суть предлагаемых ежемесячных испытаний, тем сильней все это меня изумляло. Например, эссе по математике, написанное в форме ответов на вопросы, требовало знания по крайней мере пяти вариантов ложного доказательства теоремы Ферма; а тест по химии требовал глубокого знания работ, удостоенных Нобелевской премии в течение последнего столетия. Ну, а тест по анатомии и биологии я не смогла бы успешно пройти, даже если бы целый год перед этим прилежно готовилась, поскольку это был, безусловно, уровень докторской диссертации. И все эти вопросы они собирались предлагать школьникам, детям!

Такой тест никто и никогда сдать не сможет , — думала я. — Никто и никогда.

Я оставила текстовые документы открытыми и перешла к таблицам. Пальцы у меня совершенно окоченели, и тачпад не всегда реагировал на мои нажатия. В папке, находившейся внутри другой папки, обнаружилась таблица с названием « ОсобНас». Странное сокращение и очень непохожее на те, какими обычно пользуется Малколм. Но потом я вспомнила одну фразу Бониты Гамильтон, в которой упоминались некие особые группы населения, и все встало на свои места.

На экране возник список имен, адресов и показателей Q-теста. Все эти показатели находились за пределами нормы. Здесь коэффициенты, которым любой мог бы позавидовать.

И каждый показатель имел свой особый цветной код; в том числе и тот, что был у Фредди.

Эти таблицы давали предельно ясное представление о предпочтениях Малколма. Ему были ненавистны иммигранты и представители религиозных меньшинств — католики, мусульмане и евреи; он презирал средний класс и всех тех, кто зарабатывал еще меньше; он испытывал отвращение к представителям сообщества ЛГБТ, а также к людям с инвалидностью — всего там было перечислено около тридцати семи разных видов физической или умственной недееспособности.

Никаких негативных чувств у Малколма не возникало, однако, когда дело касалось Мадлен Синклер.

Я еще раз заглянула в его электронную почту. «Мадлен» превратилась в «Мэдди» где-то в прошлом году, а в минувшее лето «Мэдди» стала «дорогой».

Ублюдок чертов.

И легко понять почему. Блондинка Мадлен — рост на каблуках около шести футов — поистине великолепна. Если верить ее страничке в Википедии, которую я прочла пару месяцев назад, ей тридцать шесть лет. Конечно, не «юный цыпленочек», как я называю таких девиц, но все же на восемь лет моложе меня; и кожа у нее на восемь лет лучше; и яичники на восемь лет активней. Горячая волна озноба прокатилась по всему моему телу, словно напоминая, что со мной было вчера. Да уж, положение Мадлен Синклер куда лучше моего. Она все еще способна иметь детей. Она невозмутима, прекрасна, желанна. Я чувствовала, что жар усиливается, и поспешила вернуться к переписке Малколма в поисках неопровержимых доказательств того, что, я уверена, сделал именно он.

И буквально замерла, похолодев от макушки до пальцев ног, когда увидела письмо с обратным адресом acartmill@genics.com.

Это, возможно, ничего и не значит, попыталась я себя успокоить. Может, это самая обыкновенная, не стоящая выеденного яйца чиновничья переписка между «Достойной семьей», Институтом геники и Министерством образования. Я провела по лбу тыльной стороной руки, стирая выступивший пот, и открыла письмо.