Софи Макинтош - Синий билет [litres]

Доктор А резко встал, прошел в дальний конец комнаты.

– Дам тебе минутку, – сообщил он, положив ладони на подоконник и выглянув в окно.

Она пропала. Я потерпела поражение. Я стала думать, что можно было бы сделать иначе. Если бы я все время была одна, ни с кем бы не разговаривала, и не было бы ни отелей, ни мужчин в этих отелях, ни Марисоль, ни мертвой женщины на земле. Я подумала о наборе для выживания, который мне дали с собой, о красной палатке, об устаревшей карте и о пистолете, слишком увесистом для моих рук. И все эти жестокие вещи твердили мне: «Ну давай, действуй! Докажи, как сильно ты этого хочешь. Немного юмора. Немного милосердия. И ради чего это все, если не для того, чтобы научить нас, что это значит – выжить, что значит прилагать усилия, что значит любить?»

– А как насчет того, чтобы это заслужить? – произнесла я. – Вы же сами мне это говорили. Вы сказали, я могла бы доказать, что вполне для этого пригодна.

Доктор А бросил на меня внимательный взгляд.

– Нет, Калла. Никто тебе такого не говорил.

Он вернулся к столику, снова сел на стул и наклонился ко мне.

– Тебя же никто не заставлял любить своих родителей, но иногда ты их любишь как бы против своей воли, – сказал он. – Ты вспоминаешь о них всегда, когда переживаешь очередной жизненный кризис. Ты знаешь об их жизни все, больше, чем о своей. Ты принимаешь их боль, ты учишь их ее переформатировать. Но иногда боль оказывается непомерно большой.

– Да идите вы к черту! – вспыхнула я.

– Хотел бы я тебе помочь, – сказал он.

– Вы могли помочь мне сейчас!

– Но я не могу.

– Идите к черту! – повторила я.

– Ну, этим делу не поможешь уж точно, – сказал он. – Скажи мне: ты хоть понимаешь, что произойдет дальше? Ты все примешь, ты с этим смиришься.

Но я ему ответила, что несу ответственность за все то, что сделала в жизни, возможно, даже и за то, что сделали со мной. Я сказала ему, что я не ветка, попавшая в бурную реку и сломанная течением. И еще я сказала, что он должен вернуть мне мою малышку. Я сказала, что есть свойства, которые не сразу разглядишь в человеке, что каждый совершает ошибки и что никакими количественными показателями настоящую мать не определишь. И снова потребовала вернуть мне дочку. Я сказала, что видела порочность, и знала порочных, и даже временами сама бывала порочной, но от этого я тем более чувствую необходимость уберечь от нее свое дитя. И что хотя я не могу восполнить дефицит каких-то важных качеств в себе – что бы там ни увидели или ни решили другие, что бы они ни учуяли в моем теле, или моем мозгу, или моей душе, – уж я в состоянии ее защитить.

– Верните мне ребенка! – снова повторила я.

Он подался вперед, сжал в своих ладонях мои сцепленные руки, и все мое тело напряглось.

– Я скажу тебе правду, потому что я тебя уважаю, – сказал он. – Тебе дали синий билет не из-за твоих дурных поступков, не из-за того, что ты какая-то не такая. Это был случайный выбор. Это могло произойти с любой из вас. Тут дело не в том, что кто-то недостоин. И нет никакой закономерности – по крайней мере, такой, которой управляется лотерея. Есть только «да» и «нет» – вот и все. Но тем не менее смотри, насколько верным оказался выбор, смотри, как точно ты исполнила предначертанное тебе судьбой, ведь поначалу ты радовалась своему синему билету. Не перебивай меня! Я же знаю: ты была счастлива довольно долго. Но ты не смогла принять свою судьбу: ты считала, что ты лучше, и ты тяготилась тем, что тебе было дано.

– То есть я самого начала могла быть белобилетницей!

– Но, вероятно, тебя и такая судьба не удовлетворила бы, потому что ты всегда жаждала большего.

С этим я не могла поспорить. У меня не было желания пытаться с ним спорить.

И вместо того чтобы оспорить его слова, я спросила:

– И что теперь со мной сделают? Что теперь меня ждет?

Он улыбнулся. Но я вдруг заметила, что у него усталый вид.

– Все кончено, Калла, – проговорил он. – Они ничего не станут предпринимать. Можешь успокоиться.

– Я не понимаю.

– Ты разве забыла, каково это – замерзнуть в пути, всегда быть в одиночестве, в опасности? – продолжал он. – Не кажется ли тебе, что ты уже достаточно наказана? Но это и хорошо. Тебя отправят в другой город, опять дадут шанс устроить свою жизнь. Постарайся на этот раз не упустить его.

Я подумала о долгих неделях в бегах. Я была уверена, что мы с Новой сумели бы это выдержать, и нас впереди ждала жизнь, которой мы желали. Месяцы тихой жизни в лесной хижине, утопающей в зелени, с моей дочуркой, живой и здоровой, растущей внутри меня день за днем. Мое наказание. Равнодушное лицо доктора А маячило передо мной. Неужели он не понимал, что это, как он выразился, наказание было лучшим, настоящим периодом моей жизни. Очень возможно, что я не лучший кандидат на то, чтобы быть матерью, но я же услышала зов своего тела, и я выбрала для себя бремя материнства. Я выбрала свободу, хотя кому-то она могла бы показаться совсем не свободой, а чем-то прямо противоположным.

Доктор А выпустил мои руки и чуть придвинул стул ко мне.

– Мне всегда нравилось с тобой беседовать, – сказал он. – Очень жаль, что так все получилось. Мне казалось, в тебе есть потенциал. Иногда я даже писал о тебе восторженные заметки.

Его слова показались мне настолько смешными, что я засмеялась, но смех опять обернулся слезами. Мне захотелось лечь на пол. Я была как выжатый лимон.

– Если у тебя есть какие-то последние просьбы, скажи, пока мы тут. – Он сделал многозначительную паузу. – Ты даже не поинтересовалась судьбой той, с кем ты была.

– Марисоль. – У меня пересохло во рту, ее имя прозвучало как незнакомое. Заболели глаза. Мне не хотелось знать, откуда им стало про нее известно.

– Она же врач, как ты знаешь, – пояснил доктор А. – Или была врачом. Между прочим, занимала серьезную должность. И она заключила с нами сделку. – Он выжидательно посмотрел на меня.

– Какую сделку? – не удержалась я. Мне было неприятно задавать ему вопросы, вытягивать информацию. А вдруг она убедила их оставить ее в покое?

– Я знаю, тебе будет трудно это услышать…

– Нет, – солгала я машинально. Он удивленно поднял брови.

– Отлично. Она очень хорошо работала, прежде чем забеременела, и разумно решила продолжать работать. Она находила женщин-беглянок и сдавала их нам, завоевывала их доверие и приводила в места, где мы их брали. Она отлично справлялась с этим заданием, да мы в ней и не сомневались. Это была ее временная работа, на несколько месяцев. А взамен ей было разрешено оставить ребенка и свободно покинуть с ним страну.

Я вспомнила светловолосую женщину, с которой впервые ее увидела: как они сидели, склонив головы, и вырабатывали какой-то план. А потом подумала, как Марисоль отвезла ее в какое-то укромное место, где их дожидались эмиссары, и как потом она поехала дальше, уже в новой машине, оставив ту женщину на произвол судьбы.