Эльвира Смелик - Проект «Новый Эдем» [СИ]

‒ Мы в незнакомом мире, о котором толком ничего не знаем, ‒ с назидательной, менторской интонацией напомнил Торий. ‒ Лучше не оставлять никого в одиночестве.

‒ Ага! ‒ Кондр хмыкнул и скривил в усмешке губы. ‒ И только тебя это правило не касается. Ты-то можешь везде один ходить, ‒ тоже напомнил. ‒ А другим нельзя? ‒ Праведное негодование распаляло и добавляло смелости, голос становился всё громче. И Кондр всё-таки посмотрел Торию в глаза, прямо, с вызовом, выкрикнул: ‒ Хочешь на меня вину свалить? Найти крайнего, а вы все ни при чём? Да?

‒ Никто тебя не винит, ‒ вмешалась Наташа.

Торий недовольно сдвинул брови, он был явно не согласен, во всех смыслах. И в том, что никто не винит Кондра, и в том, что тот ни в коей мере не ответственен за случившееся. Но больше говорить ничего не стал. Может, и хотел, но Марк опередил. Он не стал никого ни обвинять, ни защищать, он спросил, глянув в сторону Самира:

‒ Мы его здесь и оставим… так?

Его слова вызвали замешательство, даже ещё большее, чем они почувствовали, узнав о смерти одного из них. Потерять ‒ больно, смириться с потерей ‒ сложно, но самым трудным оказалось то, что несчастье не только вызывало скорбь и сожаление, а требовало приземлённых прагматичных действий. Раньше всегда рядом находился кто-то, способный взять на себя подобные заботы. А здесь они одни.

‒ Нельзя просто бросить, ‒ тихонько проговорил Пак. ‒ Не по-человечески.

‒ А что тогда? ‒ растерянно протянула Фео и, как-то само собой получилось, посмотрела на Тория. Тот же всегда точно знал, что делать. И он ответил.

‒ Лопата у нас есть. Одна. Маленькая. А камней тут недостаточно. Но есть топор. Можно веток нарубить. Накрыть. Но он в лагере.

‒ Я принесу, ‒ вызвался Марк.

‒ Вы все возвращайтесь, ‒ велел Торий. ‒ Я останусь. Мы вдвоём справимся.

Ребята не сразу сдвинулись с места. Не потому что были не согласны. Просто показалось, что именно так и надо: постоять немного и помолчать. Вроде как попрощаться. А уже на подходе к лагерю вспомнили, что в нём оставались Регина и Динька. Они ничего не знают, и сообщить им новость тоже непросто, очень непросто. И ведь никак не промолчишь и не соврёшь, не прикроешься тем, что Самир ушёл куда-то один и просил его не ждать. Даже Динька не поверит. А Регина, только увидела приближение остальных, сразу спросила:

‒ Нашли Самира?

‒ Нашли, ‒ снимая с головы очки, произнёс Герман. ‒ Он с обрыва упал.

Регина ахнула.

‒ Побился сильно?

А Динька молчал настороженно, словно по лицам всё понял.

‒ Нет, ‒ сдержанно проговорила Наташа. ‒ Шею сломал.

‒ Шею? ‒ переспросила Регина, моргнула растерянно. ‒ Тогда… он…

Её недогадливость, нежелание понимать и принимать правду почему-то разозлили Иви, и та заключила чётко и сухо:

‒ Он умер.

Она надеялась, что поставила точку в разговоре, что Регина сообразит и не будет задавать вопросов.

Хватит уже ходить по кругу, повторяя эти бессмысленные: «Как? Отчего? Почему?» Какое значение имеют детали и подробности, если ничего нельзя изменить? Он умер. Всё, конец, продолжения не будет. О чём тут ещё говорить? А охи и причитания, они тоже ‒ бессмысленное и пустое.

Регина действительно умолкла, ссутулилась, отвернулась, прикрыв рот рукой. Динька тоже ничего не сказал, но вопросительно уставился на сестру, будто без её подтверждения отказывался верить другим.

Фео растерялась под его взглядом, она никогда не разговаривала с братишкой о смерти, тем более кого-то близкого или знакомого. Не умела, не хотела. Поэтому подтверждать напрямую не стала, предпочла успокоить, постаралась придать интонациям как можно больше уверенности:

‒ Это просто несчастный случай.

‒ Не надо лезть, куда не следует, ‒ сердито изрёк Герман. ‒ Понял?

Динька опять ничего не сказал, но далеко не отходил от Фео.

Расселись на поляне, застыли, ничего не делали, ни о чём не говорили, пока неподвижность и молчание не стали гнетущими. Фео ощутила, что не переживёт больше ни секунды это мучительного бездействия, похожего на забытьё. Сейчас вскочит, забегает кругами или заорёт, будет бессмысленно тянуть на одной ноте, не важно что, просто «а» или «у», как волк задрав голову к небу. Она поднялась, забрала одну из давно дожидавшихся их тарелок с уже остывшей едой. И вторую, для Диньки. Сунула ему под нос.

‒ На. Поедим.

Братишка не воспротивился, послушно ухватил тарелку, застучал ложкой, и остальные последовали их примеру. Поели, через силу, не чувствуя вкуса, лишь бы занять себя чем-нибудь. А потом Торий с Марком пришли.

Регина будто только того и дожидалась, мгновенно подскочила.

‒ Может, нам лучше вернуться?

Кондр с ней согласился. Первый раз за всё время. Да и то мысленно, не стал высказываться вслух. Но он ведь с самого начала хотел бы остаться в бункере. Как знал. И Торий почти согласился. Точнее, равнодушно пожал плечами.

‒ Хотите, возвращайтесь. Ты водить умеешь. А я останусь. Не привык бросать в самом начале.

‒ Я тоже останусь, ‒ решительно заявил Пак. ‒ Разве правильно: ничего не сделав, вернуться? Один раз столкнулись с несчастьем, перепугались и побежали домой. Так что ли? Разве не наоборот? Мы должны идти дальше. Ради Самира. Чтобы всё не зря.

‒ Ну да, ‒ поддержал его Герман.

‒ Остальные возвращаются? ‒ поинтересовался Торий, без презрения, без насмешки, только для того, чтобы точно знать, обвёл присутствующих вопросительным взглядом.

‒ Нет, ‒ выдохнула Фео и почти сразу посмотрела на брата. ‒ Динь, а ты лучше…

Но тот не дал ей договорить, насупился, проговорил упрямо:

‒ Я останусь. Я не боюсь.

‒ Никто не боится, ‒ добавила Наташа, и тут же Пак влез, толкнул очередную призывную речь.

‒ Просто надо быть осторожнее. Не ходить поодиночке. Никуда не лезть без надобности. ‒ Но под конец смутился, что поучает всех, уточнил: ‒ Ведь так?

‒ Так, ‒ подтвердил Торий. ‒ Я считаю, не стоит пока 2Б ничего говорить. Чтоб не дёргались зря. ‒ Повернулся к Регине. ‒ Ты, кстати, с ними связалась?

‒ Ага. У них всё нормально, ‒ доложила та коротко, а по поводу своего предложения даже не заикнулась, прогнулась под общее мнение.

А Кондр бы вернулся, с превеликим удовольствием. Но ведь эти идейные завопят: «Не будем из-за тебя машину гонять. Хочешь ‒ топай на своих двоих. Никто тебе не держит. А мы дальше желаем, на подвиги во имя человечества». Вот хотя бы ещё пацан согласился, но ведь он тоже в герои желает. Весь в сестрёнку, мелкий, а такой же заносчивый.

Кондр неприязненно глянул на Диньку, хотел и на Фео, но вовремя опомнился. Если на неё смотреть, неприязненность медленно исчезает, появляются другие ощущения. Совсем другие.

Над лагерем опять повисла тишина. Вроде всё решили. А что теперь?