Виталий Забирко - День пришельца (сборник)

Я прошёл к калитке, вышел на улицу, оглянулся. Хорошо ухоженный цветник в палисаднике, мощённая серым кирпичом дорожка к крыльцу, на которой то там, то здесь валялись зёрна кукурузы, занавески на окнах, вышитые красными петухами, напротив, под забором, мирно отдыхающий с устатку абориген. Типичный деревенский пейзаж, если бы не ажурное переплетение металлических каркасов Луна-парка неподалёку и не фигуры уныло бродящих между аттракционами несуразных пришельцев.

Василий заворочался под штакетником, застонал, приподнял голову и прохрипел:

– Воды… Ради всего святого, воды…

Сердобольной Кузьминичны рядом не было, но я не успел её заменить. Сквозь доски штакетника просунулось щупальце огородника и поднесло Василию большую кружку с водой. Василий приложился к ней, выпил до дна громадными глотками, удовлетворённо рыкнул и, отпав от кружки, как насосавшаяся пиявка, вновь распластался в канавке бесчувственным телом. Щупальце с пустой кружкой втянулось за штакетник. Местные реалии на основе исконно русского деревенского менталитета… В уме не укладывалось, что для Василия могло бы оказаться «всем святым». Разве что вода. Вóдичка. Горючая.

Странно другое: если щупальце огородника подаёт кружку, то почему не может взять нож и колоть им бздыни? Очередная неувязочка получается. Вместе с ней в голове всплыла ещё одна неувязка, вчера не замеченная мной во время вечернего разговора с Карлой, но зафиксированная подсознанием и оформившаяся только сейчас. Если Карла знал о моём приглашении на праздник заранее, то почему на дороге в Мщеры ломал комедию? Мол, ах, и вы тоже в Бубякино? Скажите пожалуйста, надо же, какое совпадение!

Тяжело вздохнув, я побрёл к Луна-парку. В любое другое время бегом бы бежал на встречу с зелёными человечками, сейчас же ноги не несли, и я с трудом переставлял их. Зачем я кому-то понадобился на чужом празднике?

– Доброе утречко, Сергий свет Владимирович! – радушно приветствовала бабка Дормидонтовна из беседки. – Чайку не желаете?

– Здоров будь, сокол ясный! – поддержал её дед Дормидонт. – Присосеживайся!

С ними сидел человекоподобный пришелец о трёх руках. Был он гол, но столь безмерно волосат, что напоминал стожок соломы, из которого торчала непомерно большая, гладко выбритая голова. Застывшее лицо пришельца было похоже на смеющуюся театральную маску: растянутые до ушей губы, ямочки на щеках, прищуренные тёмные глаза. На растопыренных пальцах средней руки он держал перед собой блюдце и вместо приветствия кивал мне, как китайский болванчик. Пальцев на средней руке было шесть, и два из них большие. Нет справедливости в Галактике – у кого больших пальцев по два на руке, а у кого совсем нет.

– Здравы будьте и вы, люди добрые! – решил и я перейти на старорусский: – Благодарствую за приглашение, да только что откушавши.

– Дык чай не еда! – возразил дед Дормидонт. – Пей от пуза, авось не лопнет!

– Чай пей, живота не жалей! – поддержала деда Дормидонтовна, согласно кивая на манер соломенно-волосатого пришельца.

Как пить «от» пуза, я не знал, да и не больно-то хотелось, поэтому воспользовался испытанной уловкой:

– Я Василия ищу, как найду, обязательно присоседимся.

Уловка сработала. Лица Дормидонта с Дормидонтовной поскучнели, но пришелец продолжал улыбаться.

– Здлавствуй, здлавствуй, свет молдастый! – не шевеля губами, картаво изрёк он, продолжая по-прежнему, как заведённый, кивать головой.

«Ещё один тормоз на мою голову», – подумал я и не остался в долгу:

– И тебя приветствую, свет моржовый!

Пришелец продолжал кивать, улыбка с его лица не сходила. Не дожидаясь, пока до него дойдёт и дойдёт ли, я развернулся и направился к Луна-парку.

Входом в увеселительный городок служила величественная арка метров пяти высотой, по верху которой шла приветственная надпись: «С Днём Пришельца!» На левой опоре на уровне глаз висела табличка с красноречивым воззванием: «Пришельцы всех галактик, соединяйтесь!», на правой – табличка с не менее красноречивым предупреждением: «Чужие здесь ходят».

На арке, над словом «пришельца», сидел птеродактиль Ксенофонт и косил на меня левым глазом. Сделав вид, что принципиально его не замечаю, я посмотрел налево, направо и недоумённо поинтересовался в никуда:

– А где касса?

– Какая ещё касса?! – возмутился птеродактиль Ксенофонт моим пренебрежением его особой. – Здесь всё задарма!

– Зачем тогда ограда?

– Совсем неуч! – с видом превосходства каркнул птеродактиль Ксенофонт. – Это не ограда, а экран.

Я наконец поднял на него глаза.

– Экран? И что же он экранирует?

Птеродактиль Ксенофонт встрепенулся, покрутил головой, неловко переступил по арке с ноги на ногу.

– Экран экранирует поле, – не очень уверенно сообщил он, и стало понятно, что не я один здесь неуч.

– Н-да… Умный ты очень, – наигранно вздохнул я и передразнил: – Уйду я от тебя…

– Не велика потеря! – оскорбился птеродактиль Ксенофонт, взмахнул крыльями и, улетая, добавил: – Злой ты…

К арке, весело топая коротенькими ножками, подкатила гурьба каплеобразных зелёненьких пришельцев. Низкорослые, с тоненькими ручками, они чем-то походили на пингвинов с огромными глазами, только зелёных. У каждого по спине сверху донизу шла широкая металлическая молния.

«Всё-таки костюмы, – усмехнулся я, и на душе полегчало. – Детишки балуют».

По-птичьи пересвистываясь, они остановились у левой опоры арки и, хихикая, принялись тыкать пальцами в воззвание ко всем пришельцам Вселенной. Один из них достал неизвестно откуда большой зелёный фломастер, привстал на цыпочки, зачеркнул в слове «соединяйтесь» «един» и корявым почерком написал сверху «вокупл». Гурьба встретила его действия восторженным писком.

– Вы что, извращенцы? – спросил я.

Зелёненькие пришельцы дружно повернулась и, изумлённо мигая, уставилась на меня.

– А вы разве не совокупляетесь? – тоненьким голоском наивно поинтересовался крайний пришелец, явно женского пола.

– У меня нормальная сексуальная ориентация, и я делаю ЭТО только с взрослыми особями противоположного мне пола биологического вида Homo sapiens.

Гурьба пришельцев дружно захихикала. Смешливые, однако, пришельцы.

– Ой ли?! – ехидно заметил пришелец с фломастером.

Я понял, что сарафанное радио уже разнесло по всем этажам гостиницы о наших с Лией отношениях, и меня охватила злость. Выдернув из гурьбы за руку одного недоросля, я развернул его и рванул молнию сверху вниз, чтобы извлечь из костюма мальца и отшлёпать его. Но вместо мальчишки или девчонки из прорехи выплеснулась серо-жёлтая протоплазма, заляпала мне руки и большой пузырящейся лужей разлилась у ног. Опустевший костюм немного покачался, сложился пополам и мешком шлёпнулся на землю.