Виталий Забирко - День пришельца (сборник)

Шеф недовольно посопел, постучал пальцами по столешнице, закурил.

– Ладно, – скрепя сердце согласился он, – в конце концов главное – истина, а не доктрина того или иного учёного, которая может оказаться ложной. Твоя теория выглядит достаточно сумасшедшей, чтобы оказаться правдой. Работай.

И я приступил к работе над диссертацией. Но с тех пор шеф охладел ко мне, и я стал часто ловить на себе его косые сумрачные взгляды.

Через неделю мне всё же пришлось съездить в экспедицию на Югорский полуостров, где мы две недели мотались на «хаммере» по тундре, разыскивая по первому снегу осколки метеорита, рассыпавшегося в воздухе во время падения. Нашли чуть более десятка осколков, но затем были вынуждены вернуться восвояси из-за ударивших лютых арктических морозов. Химико-биологические анализы ничего необычного в осколках метеорита не показали, и об экспедиции быстро забыли. Зато после наших мытарств по тундре с моей лёгкой руки «хаммер» иначе как дрынобулой теперь никто не называл. Хотя я так и не знал, что это такое на самом деле. И вряд ли когда узнаю.

До Нового года я усиленно трудился над диссертацией, и шеф по другим тематикам меня больше не загружал, разве что по мелочам. Однако и результатами моей работы он принципиально не интересовался. Я же с головой окунулся в обработку достоверных данных по наблюдениям НЛО. Работа помогала отрешиться от навязчивых воспоминаний, и события в Бубякине постепенно отходили на второй план, капсулируясь в памяти лучшими днями жизни, которые никогда не повторятся и о которых лучше не вспоминать, чтобы не бередить душу. Воспоминания светлы, а жизнь сера и беспросветна. Но стоило мне услышать лай собаки, хлопанье крыльев, увидеть на ком-нибудь бандану или серьгу в ухе, как воспоминания воскрешались, отзываясь в сердце тоской.

Я замкнулся в себе, отстранился от друзей, обособился в тесном мирке научной работы, целиком и полностью отдаваясь ей, и то ли из-за моего круто изменившегося поведения, то ли острый язычок Дашеньки Строговой разболтал о моей неприступности во время командировки в Алтайский край, но за мной утвердилось прозвище монаха. Кто-то, возможно, всё та же Дашенька, намекая на мой необычный загар, пустил слушок, что я облучился во время исследований строго засекреченных аномальных образований, хранящихся в ангаре не менее секретной военной базы со времён проекта «Сокрытие», и теперь мужчина из меня никакой. Мне было всё равно, что обо мне говорят и как называют за глаза – лишь бы в душу не лезли.

И в общем-то никто в душу не лез, один Мишка Червинский не оставлял попыток вернуть мне, как он выражался, «человеческий облик» и как-то в ноябре уговорил посетить презентацию проекта мистического фильма известного режиссёра Мурдекова. Мишка достал два билета, а пойти ему якобы было не с кем. Насчёт «не с кем» Мишка, естественно, врал, но я не стал кочевряжиться. Когда-то мне нравились тусовки…

Презентация состоялась в обширном зале киноконцертного комплекса «Элита-фильм» и ничем не отличалась от других презентаций подобных проектов. Но теперь я смотрел на всё иными глазами, и мне было грустно. Дурдом. Но наш, чисто земной, а потому всем понятный и приемлемый.

Презентация представляла собой жалкое подобие званых балов в Дворянском собрании девятнадцатого века в дикой смеси с «танцами после лекции» во Дворце культуры двадцатого века. Мужчины во фраках и жабо мешались с парнями в кожанках, дамы в вечерних туалетах – с девицами в рваных по «народной моде» джинсах. Режиссёр Мурдеков минут пятнадцать расхваливал своих спонсоров, призывая и прочих присутствующих внести посильную лепту в развитие его проекта, затем в общих чертах рассказал сюжет будущего фильма и представил артистов, претендующих на главные роли. Двое из них тут же затеяли вялую потасовку из-за главной героини артистки Шмаковой. Потасовка выглядела ненатуральной и плохо отрепетированной, как и все сцены в фильмах Мурдекова. Далеко ей было до разборки бармена с крокодилом в Бубякине, хотя что-то общее всё-таки проесматривалось. Наконец группа «Бесы», приглашённая в качестве музыкального сопровождения как фильма, так и презентации, ударила по ушным перепонкам внушительными децибелами, и тусовка началась.

Мы сидели за столиком в углу, потягивали слабоалкогольные коктейли, смотрели на мельтешащую перед глазами разношёрстную толпу, и мне то и дело казалось, что среди танцующих мелькали то пёстрые какадуоиды, то багровые минотавры, то меняющие цвет осьминоги. Прав был Карла – нечего отказывать пришельцам в том, в чём люди грешны… Разницы между нынешней тусовкой и празднованием Дня Пришельца в Бубякине не было никакой, и от этого на душе становилось совсем уж пакостно.

Мишка попытался расшевелить меня пикантными подробностями из приватной жизни артистки Шмаковой, но, не встретив у меня интереса, махнул рукой и ушёл танцевать. Минут через десять он вернулся с двумя симпатичными девушками. Они подсели за столик, мы заказали ещё коктейлей и с полчаса трепались на пустопорожние темы. Оказывается, я ещё не забыл, как вести себя с девушками на тусовках, но делал это рефлекторно, по старой памяти, а на душе по-прежнему продолжали скрести кошки. Минут через пять Мишка уже обнимал одну девушку за талию, вторая же, не видя поползновений с моей стороны, сама обняла меня за руку повыше локтя, чем живо напомнила инопланетный зелёненький мешок с протоплазмой. Ответной активности я не проявил, но и сопротивляться не стал.

Вскоре Мишка заговорщицки подмигнул мне и увёл свою девушку танцевать.

– Пойдём потанцуем? – предложила «моя» девушка и томно потёрлась большой грудью о мой локоть.

– Извини, что-то не хочется, – отказался я.

– Тогда куда поедем: к тебе, ко мне? – с места в карьер предложила она.

– Гм… – замялся я. – Всё равно. Но дело, понимаешь, в одном интимном аспекте…

– В каком?

– Видишь ли… – я сделал вид, что смущаюсь. – Я люблю делать ЭТО блендишным способом…

Девушка оторопела. Девушка отшатнулась. Девушка вскочила на ноги.

– Извращенец! – гневно заклеймила она меня, будто знала, что собой представляет «блендишный способ», и поспешно скрылась в толпе танцующих.

А я ещё немножко посидел, допил коктейль и, не дожидаясь возвращения Мишки, ушёл с тусовки восвояси.

С тех пор Мишка махнул рукой на свои потуги «вернуть мне человеческий облик» и начал принимать меня таким, каким я стал. Всё-таки настоящий друг. Больше не по каким тусовкам он меня не таскал, в пивбар не зазывал, зато иногда в выходные приходил ко мне с сумкой, набитой бутылочным пивом.

– Я захожу к тебе на кружку пива, и в этом вся моя вина! – жизнерадостно заявлял он с порога и шествовал на кухню чуть ли не напролом, подобно гусеничному трактору с Василием, прокладывающему просеку сквозь дебри доисторического леса. Никаких возражений с моей стороны Мишка не принимал.