Виталий Забирко - День пришельца (сборник)

Не допив какао (до начала «работы» оставалось всего пять минут), я подхватился, быстренько отодвинул в сторону столик и, приподняв край тяжеленной тахты, поволок её к двери. Успеть бы…

Однако когда я открыл дверь, то понял, что напрасно старался – у кромки воды стоял шезлонг. Всё-таки у нанимателей имелось чувство сострадания.

Бросив на пороге тахту и не дожидаясь, пока меня насильно выдворят из домика, я вышел наружу, прошагал к речке и уселся в шезлонг. И как раз вовремя – дверь в домике захлопнулась, и над головой возникла ячеистая решётка с «гляделками».

Самым трудным испытанием оказались не «гляделки» – к ним я привык уже на второй день и практически не замечал, а отсутствие спиртного и невозможность выкурить сигарету. Дня четыре меня ломало и корёжило, как настоящего наркомана, а потому было глубоко наплевать, кто, зачем и почему за мной наблюдает.

Первое утро в галактическом зоопарке вообще оказалось сплошным кошмаром. Меня крутило и нудило, от безделья в голову лезли кошмарные видения, в довершение ко всему наниматели периодически вытряхивали меня из шезлонга, чтобы я мотался туда-сюда пред светлыми очами зрителей, намекая, мол, зря, что ли, деньги платят? Покружив по территории «вольера» минут десять, я упорно возвращался к шезлонгу и вновь усаживался. И упрямство принесло-таки свои плоды – через день от меня отстали и перестали вытряхивать из шезлонга. В общем-то, правильно – авось не в цирк пригласили работать, а в зоопарк, а там животных не дрессируют. Это, как говорится, за отдельную плату.

После обеда я захватил с собой книгу. И оказался прав. Как ни было тошно на душе без водки и сигарет, как ни коробило от прямолинейной ассоциации с героем Даниеля Дефо, но чтение отвлекало от физиологического дискомфорта и психологического надрыва.

Первое время я опасался, что в вольер подпустят какую-то тварь о семнадцати ногах, с клешнями и ядовитым жалом на кончике хвоста, типа скорпиона, чтобы мы с ним сражались на потеху галактической публике. Но нет, на мою оценку ситуации накладывались чисто земные стереотипы, навязанные низкопробной фантастикой, а обитатели Галактики оказались миролюбивыми существами, и их не интересовали кровавые баталии. Никто не собирался превращать вольер в гладиаторскую арену, и, скорее, меня рассматривали исключительно как биологический вид Homo vulgaris. Словно в зоопарке или паноптикуме. Причём, наверное, где-то по ту сторону клетки висело предупреждение «Экспонаты клешнями не трогать!»

«Робинзона» я осилил за два дня, старательно загружая сознание перипетиями жизни человека давно минувшей эпохи, волею судеб оказавшегося в одиночестве на необитаемом острове. Давалось это с трудом, поскольку приходилось превозмогать дрожь в руках и вопли организма об отсутствии в нём алкоголя и никотина, из-за чего иной раз перечитывал абзацы, насилуя себя, трижды и четырежды, чтобы уловить смысл. На третий день, когда наркотическая ломка организма пошла на убыль и голова стала более-менее нормально соображать, я закончил чтение. Именно тогда у меня и зародилось подозрение, что «Робинзона» мне подсунули неспроста. Похоже, галактическое бюро по найму на работу недалеко ушло от аналогичных земных бюро, и мне предстояло пробыть здесь стерхайсером отнюдь не месяц, а, как Робинзону, если не до глубокой старости, то до скончания жизни. Все они, работодатели, что на Земле, что в Галактике, одинаковы. Сулят золотые горы, а стоит подписать контракт, как обязательно обнаруживается пунктик, по которому выходит, что ты попал в кабалу. Например, их месяц может оказаться равным ста земным годам. Хоть бы Пятницу, желательно женского пола, предоставили…

Странно, но к перспективе прожить здесь остаток жизни я отнёсся весьма равнодушно – то ли в пищу что-то подмешивали, то ли воздействовали на психику, как при переносе с Земли на Минейру, то ли сам, мучаясь по утрам суицидом, давно психологически подготовился бросить суматошную жизнь к чёртовой матери и уйти в пустошь монахом-схимником. Будь что будет. В конце концов на Земле я был «неизвестным Ларионовым», а здесь – очень даже известным Ларионовым Л. Ларионовым – вон сколько глаз на меня с неба пялится…

На третий или четвёртый день (из-за ломки организма сбился со счёта), выйдя из домика после обеда с томом «Войны и мира» под мышкой, который мне подсунули вместо прочитанного «Робинзона», я обнаружил у шезлонга спиннинг. Нет чтобы бутылку к обеду презентовать или Пятницу предоставить… И всё же рыбная ловля показалась мне лучшим развлечением, чем чтение классики позапрошлого века. Уж и не знаю, из каких таких соображений меня потчевали классической литературой: «Робинзон» – ещё понятно, но при чём здесь «Война и мир»?

Я взял спиннинг, покрутил в руках. Нормальное удилище, небольшая блесна, тонкая леска. Спиннинг для рыбной ловли в реке, а не в океане, значит, крокодилов здесь быть не должно. Что ж, посмотрим…

Пододвинув шезлонг поближе к воде, я сел и забросил блесну. Всё получилось, как в известной сказке. Первый раз забросил – ничего, второй – ничего, а на третий – клюнуло. Нормально клюнуло, не по-крокодильи. Я подтащил рыбу поближе, поднял удилище и обомлел. На крючке трепыхалась самая настоящая золотая рыбка. Большая, с два кулака, и с огромным хвостом. Того и гляди, спросит: «Чего тебе надобно, старче?»

– И что мне с тобой делать? – вслух поинтересовался я. – Ни зажарить, ни сварить… Во, я тебя засолю и вялиться повешу! Вдруг когда-нибудь пиво дадут. Желания ты вряд ли исполняешь…

– Не дури, Ларионов Л. Ларионов! – неожиданно сказала рыбка Машкиным голосом. – Размечтался! Не исполняю я желаний и для воблы не гожусь. К тому же калорий ты и так получаешь достаточно.

Она перехватила леску плавником, подтянулась, снялась с крючка и соскочила в реку. Только круги пошли по воде.

С минуту я сидел, окаменев, как памятник «известному Ларионову Л. Ларионову», затем вскочил, сломал о колено спиннинг и забросил в реку. Хотел отправить следом «Войну и мир», но вовремя сдержался. Всё-таки единственное развлечение…

Раздражённо оттащил шезлонг от воды, сел, раскрыл книгу, но читать не смог. В ушах всё ещё звучал Машкин голос: «Не дури, Ларионов!..» Неожиданно на ум пришло, что возвращаться совершенно не хочется. Что я забыл на Земле, кому там нужен? Дома меня в упор никто не замечает, на работе числюсь у Фесенко на побегушках, а исчезну – обо мне никто и не вспомнит. Не жизнь, а бесполезное мельтешение. Здесь же тихо, спокойно, делать ничего не надо… Постель есть, еда всегда в наличии… Что ещё человеку надо? Разве что Пятницу женского пола под бочок… Подавляющее большинство на Земле так и живёт, особенно в сельской местности: поел, в огороде покопался, поспал. Замкнутый круг жизни, замкнутый мир. И у меня здесь почти так же – поел, книгу почитал, поспал. И полная уверенность, что так будет всегда, и не надо заботиться о завтрашнем дне. И вешаться не надо.