Сэмюэль Дилэни - Дальгрен [litres]

– Ой, Фрэнк, а я думаю, ты просто…

Шкету пришлось прочистить горло, и последние слова Эрнестины заглушил хрип. (Беги к другим перилам, послушай, что они говорят, выходя из-под моста…) Он оглядел пустую тропинку.

В орегонском лесу, этой самой зимой, в выходной он взбирался на груду бревен, и одно покатилось, отдавило ему ногу, окровавив правую икру и порвав джинсы. Он думал, перелом голени. Но все-таки дохромал до времянки – четверть мили, сорок минут хромал. И все это время думал: «Мне никогда в жизни не было так больно. Мне никогда в жизни не было так…» Когда добрался до пустой хижины, мысль крутилась в голове мелодией, а не идеей; он сел на нижнюю койку – рабочего по имени Делман, – расстегнул ремень, стащил джинсы с ягодиц и одним движением содрал их с…

Он не закричал. Нет – легкие распластались в груди, и еще десять минут он способен был лишь легонько и часто дышать. С ноги по всей длине содрало присохшие к ткани кровь и плоть, и боль вознеслась в пределы, о существовании которых он даже не догадывался. Когда снова удалось подумать, так и не умолкнувшая мысль, связанная с воспоминанием о прежней, отнюдь не такой острой боли, зазвучала идиотски.

Он отпустил перила, и поразмыслил об этой истории (и почему-то о том, как звали человека, на чьей койке лежал с окровавленной ногой), и попытался припомнить, как откликнулся на критику Фрэнка десять минут назад.

В одну картину то и другое не лезло. (Они так легкомысленно восприняли!) Он похлопал глазами на пустую тропу.

Я написал?..

Глаза жгло; Шкет побрел с моста. Поднял было руку отереть лицо, увидел расплывшуюся траву и оборвал жест.

Одна нога обо что-то споткнулась, и он нестойко переступил.

Я помню, как их переписывал !

Я помню, как менял строки, чтобы они стали более… моими?

Шкет заморгал; шершавые пальцы окружены изгибами ножей. И первый ужас предшествовал крику?

…кто-то – Доллар? – Доллар за изгородью закричал.

Шкет разбросал руки и кинулся бегом, на звук. Слишком страшило то, что осталось позади.

Он мчался в сад; низкая ветвь хлестнула по лицу.

Рукой с ножами цапнул и отбросил листву, тормознул, не добежав, и услышал (хотя и не увидел), как Доллар закричал опять, а в мыслях: господи, остальные так притихли!

Черные и бурые руки махали и крутились (а среди них – желтые волосы Тарзана и плечо цвета теста), лупили кого-то в гуще схватки. Кто-то закряхтел.

Тельма, наблюдая, втянула воздух, оцарапав тишину.

Из заварухи:

– Эй, полегче!.. Полегче!.. Полегче, тут… Ынх!

Их сапоги скрежетом заглушали шелест перехваченных голосов и дыхания.

Шкет прыгнул, схватил, рванул, лишь в последний миг спохватившись и убрав орхидею.

– Эй, ты чё…

Собор заехал ему, когда он оттаскивал Шиллинга.

Голова Жреца врезалась ему в бок – получилось больно.

Шкет широко замахнулся, и Паук не заорал, а зашипел:

– Эхххххххххххххххх… От-т с-сука, блядь! – На животе у Паука ширилась ниточка крови.

– ОТВАЛИ! – Шкет оттащил Потрошителя. – Отвали , ёпта!

Ворона, Тарзана, затем Сеньору Испанью, еще махавших кулаками, отдернуло прочь.

Узнав его, они один за другим отошли к гостям, кольцом обступившим сад. В толпу проталкивались новые зрители.

Сиам в эпицентре потасовки задрал голову и нырнул Шкету под локоть; Шкет покачнулся, рывком втиснулся между последними двумя (Ангелом и Джеком-Потрошителем), и те чесанули прочь; по-прежнему высоко задирая орхидею, Шкет сграбастал Доллара за шиворот.

Доллар опять заорал и эмбрионально скукожился на плитах:

– Не убивай, ну пожалуйста, не убивай! Шкет, не убивай, пожалуйста, не убивай! Прости, Шкет! Не убивай!

Правая щека у него посинела и кровоточила; левый глаз заплыл, а во рту, кажется, завелась перхоть. Безуспешно вздергивая Доллара на ноги, Шкет чуть не поскользнулся. Крутя головой, заметил вспышку ножей; из разжатых пальцев зеленой чешуей ночи посыпалась листва. Он увидел кольцо скорпионов и гостей…

Эрнестина Трокмортон подпирала подбородок кулаками. Вход в сад преграждали Ланья, Кошмар, Денни и Леди Дракон. По бокам от них проталкивались Малыш и Адам. Капитан Кэмп за фонтаном – вода наморосила окаймленное ржавчиной пятно на мраморную грудь и поперек рога изобилия – смотрел сердито и готовился вмешаться. Полковник-южанин (с кольцом седых волос) готовился его удержать.

– Я ничего не сделал ! Я ж ничего не хотел. Я не хотел ничего, я тебе клянусь, Шкет! Я клянусь, это не я!

Шкет на него посмотрел:

– А НУ, БЛЯДЬ, ВСТАЛ! – И опустил орхидею.

Доллар пригнул голову.

– Встал , ну? – Шкет снова дернул его за жилет.

Флинт подхватил Доллара под мышку и помог воздвигнуть его на ноги. Шкет и Флинт досадливо переглянулись.

– Цел? – спросил Флинт. – На ногах стоишь?

– Теперь… все хорошо? – спросила Эрнестина Трокмортон.

Шкет обернулся, хотел было сказать: идите отсюда уже…

Но до нее было десять футов, и обращалась она к Кошмару, а тот отвечал:

– Да, все в порядке. Выбросьте из головы, а? Да, все хорошо.

И другие люди уходили прочь.

Чувства у Шкета амфетаминово раскалились. Но слова, если вслушиваться, опять расплывались до своей нормальной неразборчивости.

– Я ничего не!.. – снова завизжали ему в ухо; Доллар пытался спрятаться между Шкетом и Флинтом.

Тарзан сказал:

– Да не трону я тебя! – И глянул на Шкета: – Но если он еще кого обзовет ниггером, ему проломят башку.

– Вот-вот! – Это косматый Ворон у Тарзана из-за левого плеча.

– Чего? – спросил Шкет.

И:

– Вот лично я ему башку нахуй и проломлю, – это Потрошитель из-за правого.

– Я ничего не сделал ! – Доллар повис у Шкета на локте, опрокинулся на Флинта, а тот его поймал. – Вы сами всегда так говорите! Вы все так говорите, а мне почему нельзя?

– Слушайте, ну харэ уже! – сказал Шкет. – Да вы надо мной издеваетесь все!

– Если он не того ниггера обзовет ниггером, будет башку с земли подбирать и к шее обратно прикручивать, – сказал Б-г.

– Так, ладно, – сказал Шкет Доллару. – Кого ты обозвал?

– Меня! – ответил Тарзан. – И если этот уебок будет…

– Да ёпта! – сказал Б-г. – Тебя-то с какого ниггером обзывать? Он обругал Потрошителя, а Потрошитель такие фокусы не любит. И я тоже.

– Ой, – сказал Тарзан. – А я думал, это он мне… Смотрел же он на меня.

Б-г крякнул.

– Блин, ниггер, Потрошитель у тебя за плечом стоял! – И ткнул пальцем куда-то в сад.

Кое-кто отступил с линии прицела, которую палец обозначил в воздухе над газоном.

Тарзан промолвил:

– А.

– Я ему сказал извиниться, – вмешался Потрошитель. – Я свары не хотел, тем более, сука, на празднике. Если б он сказал «извини», я б ничё не сделал.