Патрик Несс - Поступь хаоса [litres]

Договорить она не успела.

Тропинку нам заступил какой-то мужчина.

– Прентисстаун? – сурово вопросил он, а Шум его сделался неприятно красным и быстрым.

– Здорово, Мэтью, – начала Хильди. – Я тут просто веду…

– Прентисстаун, – перебил он, уже не спрашивая, и смотрел при этом не на Хильди.

А, прямо сказать, на меня, в упор.

– Тебе тут не место, – сообщил он мне. – И тебя тут не ждут.

А в руке у него был нож, самый большой на свете нож.

Рука у меня сама поползла под рюкзак, к моему собственному ножу.

– Не надо, Тодд-щен, – сказала Хильди, не спуская глаз с того человека. – Так дело точно не пойдет.

– Што ты, по-твоему, притащила в нашу деревню, а, Хильди? – сказал он, взвешивая ножище в руке, все еще глядя на меня и… и в его словах слышно неподдельное удивление и… боль?

– Я притащила двух щенят разного пола, которые потерялись, – сказала Хильди. – Мальчика и девочку. Отвали с дороги, Мэтью.

– Никакого мальчика я тут не вижу, – взгляд у него начал тлеть угольями.

Большой был этот Мэтью, плечи как у быка, лицо насуплено: озадаченность на нем написана, а вот нежности да ласки – ни чуть-чуть. На ходячую бурю смахивает, говорящую к тому же.

– А вижу мужика из Прентисстауна. Прентисстаунского мужика с типичной прентисстаунской грязью по всему его прентисстаунскому Шуму.

– Ты не это видишь, – покачала головой Хильди. – Присмотрись.

Евойный Шум и так уже давил на меня, прям как руками, ломился в мои мысли, обыскивал, што твою комнату. Злой, пытливый, Шумный, как пожар, и такой грубый да дерганый, што ни волоска от него не спрячешь.

– Ты знаешь закон, Хильди, – прорычал он.

Закон?

– Закон – для мужчин, – спокойно отрезала она, словно мы там стояли и о погоде трепались.

(Она, што ли, не видит, какой у него Шум красный? С красным особо не потолкуешь.)

– Ентот щен – еще никакой не мужчина.

– Мне еще двадцать восемь дней до, – брякнул я, не подумав.

– Твои цифры ничего тут не значат, пацан, – сплюнул Мэтью. – Мне плевать, сколько тебе еще дней осталось.

– Успокойся, Мэтью, – приказала Хильди – куда суровее, чем, по-моему, стоило, но он, к моему удивлению, побито на нее посмотрел и отступил на шаг. – Он бежит из Прентисстауна, – добавила она уже мягче. – Он беглец.

Мэтью недоверчиво на нее глянул, потом на меня, но все-таки нож приопустил. Чуть-чуть.

– Совсем как ты когда-то, – закончила мысль Хильди.

Чего?

– Ты тоже из Прентисстауна? – выпалил я.

Ножище взлетел обратно, и Мэтью чуть не кинулся на меня – достаточно свирепо, штобы Мэнчи разорался: «Назад! Назад! Назад!»

– Я из Новой Елизаветы! – прошипел Мэтью сквозь стиснутые зубы. – Ни из какого не из Прентисстауна, мальчишка, и не забывай об этом, никогда!

В Шуме у него проглянули более четкие вспышки: невозможные вещи, безумные, быстрым потоком, словно он не сумел с собой совладать, хуже самых худших видаков, которые мистер Моллот украдкой показывал самым старшим и беспутным из городских мальчишек, где люди вроде бы умирали прямо по-настоящему, только ты же все равно никогда не знаешь… Картинки, слова, крики, кровь…

– Прекрати сию же секунду! – рявкнула Хильди. – Взял себя в руки, Мэтью Лайл, быстро !

Его Шум внезапно отступил, но продолжал подспудно кипеть – контроля поменьше, чем у Тэма, но все одно больше, чем у любого из прентисстаунских.

Не успел я это подумать, как он опять замахнулся своим тесаком.

– Ты даже думать не будешь этого слова у нас в городе, малец, – прошипел он. – Если жизнь тебе дорога.

– Никто не будет угрожать моим гостям, пока я жива, – очень четко и громко произнесла Хильди. – Это ясно?

Мэтью глянул на нее, не кивнул, «да» не сказал, но было ясно, што ему ясно. И што ему это не нравится – тоже. Его Шум все еще наседал и наскакивал на меня, даже шлепать пытался. Но тут он переключил внимание на Виолу.

– А это еще кто у нас такая? – вопросил он, показывая на нее тесаком.

Все дальнейшее случилось быстрее, чем я хоть одну мысль успел подумать, клянусь.

Вот я почти што прячусь позади всех, а вот уже стою между Мэтью и Виолой, наставив собственный нож на него, и Шум мой валится лавиной, а с языка слетает:

– Два шага назад от нее, и быстро.

– Тодд! – вскрикнула Хильди.

– Тодд! – залаял Мэнчи.

– Тодд! – взвизгнула Виола.

Но я стоял там, перед ними, с ножом наголо, а сердце колотилось так, словно наконец-то поняло, што это я делаю.

Назад пути не было.

Вот как, скажите мне на милость, это случилось?

– Дай мне повод, прентисстаунский! – Мэтью покачал ножищем. – Только дай мне повод.

– Довольно! – сказала Хильди.

На этот раз в ее голосе было што-то эдакое – вроде как правило или даже закон. И Мэтью вздрогнул, пусть и совсем чуть-чуть. Он все так же прожигал меня взглядом и Хильди тоже, все так же тыкал ножом, и Шум у него дергало, как воспаленную рану.

А потом лицо у него эдак сморщилось…

И он, вы мне не поверите, заплакал.

Яростно, злобно, стараясь перестать, – но стоял, огромный, как бык, с тесаком в руке, и ревел слезами.

Я ну совсем этого не ожидал.

– Убери нож, Тодд-щен, – голос Хильди слегка прикрутил можность.

Мэтью уронил тесак наземь, зарылся в локоть, зажмурился и затрясся, постанывая и подвывая. Я оглянулся на Виолу. Она таращилась на Мэтью во все глаза, смущенная не меньше моего.

Я руку с ножом-то опустил, но убирать оружие не стал. Рано еще.

Мэтью судорожно глотал воздух, плескал вокруг болью и горем из Шума, и гневом, конечно, тоже – на то, што так, при всех, потерял контроль.

– Оно должно было уже кончиться, – выкашлял он. – Давно должно было.

– Я знаю, – Хильди шагнула вперед и положила ему руку на плечо.

– Да што происходит? – выступил я.

– Не твое дело, Тодд-щен, – сказала Хильди. – У Прентисстауна печальная история.

– Вот и Тэм то же говорил, – буркнул я. – Как будто я не знаю.

– Ты и малой толики об этом не знаешь, малец. – Мэтью поднял глаза и скрипнул зубами.

– Всё, – оборвала его Хильди. – Этот мальчик тебе не враг. – Тут она перевела взгляд на меня: – И именно по этой причине он сейчас уберет нож.

Я покрутил нож в руке, но потом все-таки убрал за спину. Мэтью еще попрожигал меня взглядом, но отошел, действительно отошел, и, интересно, кто же такая Хильди, што он ее вот так слушается.

– Они оба невинны, аки агнцы, Мэтью-щен, – сказала она.

– Невинных нет, – горько пробормотал он, схлюпнул последние слезы вместе с соплями и еще покачал тесаком. – Ни одного.

Он развернулся и зашагал обратно в сад, не оглядываясь.

Все остальные продолжали на нас глазеть.

– День только занялся, – сообщила им Хильди, оборачиваясь полный круг, штобы посмотреть на каждого. – Времени для встреч и приветствий еще хватит.