Патрик Несс - Поступь хаоса [litres]

– Дык запрыгивайте, – пожал плечами Уилф.

– Д’вай, Бен. – Виола зашагала к задку телеги и кинула мешок внутрь. – Уилф ж’лает нас подвезть.

Она залезла, Уилф щелкнул поводьями своих быков, тронулся с места, а на меня, проезжая, даже не взглянул. Я так и стоял на обочине весь в изумлении. Мимо меня неторопливо проехала Виола, махая рукой, веля скорее лезть унутрь. Выбора у меня ведь не было, да? Я догнал их и влез.

Усевшись рядом, я так и вытаращился на нее: челюсть чуть не до лодыжек отвисла.

– Ты чего вообще творишь? – прошипел я, считайте што шепотом.

– Тсссс! – Она оглянулась через плечо на Уилфа, но, судя по тому, што творилось у него в Шуме, он уже забыл, што кого-то подобрал посреди дороги.

– Не знаю, – выдохнула она мне в самое ухо. – Просто импровизирую.

– Чего импровизируешь?

– Если мы доберемся до той стороны стада, оно окажется между нами и армией, так?

Это мне в голову почему-то не пришло.

– Но делаешь-то ты што? При чем тут вообще Хильди и Бен?

– У него ружье, видел? – она снова проверила, как там Уилф. – И ты сам говорил, как реагируют люди, когда узнают, что ты… из одного места. Просто пришло в голову – и вот.

– Но ты говорила его голосом .

– Не слишком хорошо вообще-то.

– Достаточно хорошо! – Я от восторга даже забыл, што нужно тишить.

– Тихо ты! – Она подождала немного, но, учитывая звуковой вал от приближавшегося с каждой секундой стада созданий и явно неблестящий интеллект Уилфа, мы с тем же успехом могли разговаривать и в полный голос.

– Как ты это делаешь? – не унимался я: изумление так и хлестало из меня, окатывая ее с головы до ног.

– Это просто ложь, Тодд. – На сей раз она замахала на меня руками: тише уже! – Вы што, тут никогда не врете?

Нет, конечно, мы тут иногда врем. Новый свет и город, из которого я родом (имя не произносим и даже не думаем ), – вообще одна большая сплошная ложь. Но это другое. Я уже говорил, мужчины все время врут: самим себе, другим мужчинам, миру в целом… но как ее различить, когда ложь – только ниточка в клубке других лжей и правд, непрестанно порхающих вокруг твоей головы? Все знают, што ты врешь, но и сами они тоже врут, так што какая разница? Што это меняет? Это просто струя в реке, имя которой мужчина, часть его Шума. Иногда ее можно увидеть, выделить, отделить от всего остального, а иногда – нет.

Но когда мужчина врет, он от этого не перестает быть самим собой.

А о Виоле я знаю только то, што она говорит. Единственная правда, которая у меня о ней есть, – это та, што выходит у нее изо рта, и вот секунду назад она сказала, што она Хильди, а я Бен, и мы с ней оба из Фарбранча, и говорила при этом, как Уилф (хотя он сам ни разу не оттуда), и это как будто вдруг стало правдой, все это, и мир на мгновение изменился, вот на эту самую секунду он стал весь сделан из Виолиного голоса, который не описывал вещи, он их создавал , он делал нас другими просто потому, што говорил об этом.

О, моя голова…

– Тодд! Тодд! – Мэнчи вдруг объявился позади телеги и теперь радостно таращился на нас из-под ног. – Тодд!

– Вот дерьмо, – выразительно сказала Виола.

Я соскочил с телеги, сграбастал его, зажал морду и поскорее взгромоздился обратно.

– Тд? – поинтересовался он через закрытую пасть.

– Тихо, Мэнчи, – приказал я.

– Вряд ли это еще имеет смысл, – неожиданно громко сказала Виола.

Я поднял голову.

– Крв! – сообщил Мэнчи.

Мимо нас шло создание. Мы вступили в стадо. Вступили в песню.

И на какое-то время я начисто забыл про правду, про ложь и про все остальное.

Я никогда не видел моря, только на видаках. Озер в моих родных краях тоже не было, только река и болото. Говорят, там раньше были и лодки, но уже не при мне.

Но ежели бы мне нужно было вообразить себе море, я вообразил бы што-то подобное. Стадо окружало нас со всех сторон, вбирая всё, оставляя лишь небо и нас. Оно обтекало нас, как остров в потоке, иногда обращая внимание, но в основном видя только себя и песню Здесь, которая отсюда, изнутри, так громка, што на время забирает всякую власть над твоим телом, давая сердцу силы биться, а легким – дышать.

Вскоре я уже забыл о Уилфе и о… обо всем остальном, о чем я там думал, и просто лежал в колыбели телеги и смотрел, как стадо течет мимо, как создания сопят вокруг, щиплют траву, толкаются рогами, и среди них есть малыши и старые быки, и те, што повыше, и те, што пониже, и у кого-то шрамы, а у кого-то шерсть клоками.

Виола лежала рядом, и Мэнчи тоже, и его маленький собачий умишко был переполнен всем этим, и он просто смотрел, вывалив из пасти язык, как мимо плывет великое стадо, потихоньку, полегоньку, и Уилф везет нас через равнину, и в мире нет больше вообще ничего.

Есть только вот это.

Я устремил взгляд на Виолу, и она смотрела на меня, и просто улыбалась, и качала головой, и вытирала воду с глаз.

Здесь.

Мы здесь и больше нигде.

Потому што нет никакого где-то – осталось лишь здесь .

– Стало быть, этот… Аарон, – сказала спустя много времени Виола – очень тихо, и я сразу понял, почему она вспомнила его именно сейчас.

Внутри Сейчас так безопасно, што можно говорить даже о самых жутких вещах.

– Да?

Небольшое семейство созданий провальсировало позади телеги: ма-создание подтолкнула носом вперед любопытного малыша-создание, который с интересом таращился на нас.

Виола медленно повернулась ко мне:

– Аарон был ваш святой человек?

Я кивнул:

– Единственный и неповторимый.

– А о чем он проповедовал?

– Обычные дела. Адский пламень. Вечное проклятие. Суд.

Она внимательно смотрела на меня:

– Не уверена, што они такие уж обычные, Тодд.

– Он верил, што мы живем в последние дни, – пожал плечами я. – И кто скажет, што он не прав?

Она покачала головой:

– Наш проповедник, на корабле, был не такой. Пастор Марк. Он был добрый. Дружелюбный. И у него вечно казалось, что все будет хорошо.

Я фыркнул:

– Да уж точно не Аарон. Он все время говорил: «Господь слышит» и «Ежели один падет, все падут». Словно предвидел все то, што сейчас.

– Мне он тоже это говорил. – Она обхватила себя руками.

Здесь все еще обнимало нас, текло со всех сторон. Я повернулся к ней.

– Он… он сделал тебе что-нибудь плохое? Там, на болоте?

Она снова покачала головой и тихонько вздохнула:

– Он бушевал и орал на меня. Возможно, это была проповедь… Но я убежала, а он погнался за мной и опять орал, а я плакала и просила помочь, но он не обращал внимания и продолжал проповедовать, и я видела себя у него в Шуме, когда еще даже не знала, что такое Шум. Я в жизни так не боялась… даже когда наш корабль разбился.