Патрик Несс - Поступь хаоса [litres]

– Еть тебя! – сказал я, и, думаете, я правда сказал «еть»?

Нож был до сих пор у меня в руке.

– Я прямо трепещу от страха, – он повел ружьем, так што я уставился прямо ему в ствол. – Бросай.

Я вытянул руку и уронил нож. Он булькнулся в грязь. Я все так же валялся на пузе.

– Стало быть, наша маленькая леди тебя бросила? – Он соскочил с коня, похлопал его по шее.

Мэнчи выкрысился на него, но он только расхохотался.

– Где он хвост потерял?

Мэнчи прыгнул, все зубы наружу, но мистер Прентисс-младший оказался быстрее и уделал его сапогом прямо в морду. Пес взвизгнул и улетел в кусты.

– Што-то тебя все друзья бросают, Тодд. – Он неторопливо подошел ко мне. – Это урок такой, понимаешь? Собаки есть собаки, а все женщины оказываются суками.

– Захлопни пасть, – процедил я сквозь стиснутые зубы.

Его Шум окатил меня притворным сочувствием и ликованием.

– Бедный-бедный Тодди. Все это время шел с бабой и так и не догадался, для чего их используют.

– Не смей о ней говорить! – выплюнул я, все еще лежа на брюхе со спутанными ногами.

Зато, как оказалось, способный согнуть колени.

Шум его сделался еще гаже и громче, но физиономия осталась пустой, как у кошмара из худшего сна.

– С ними же как, Тодд. – Он сел на корточки, поближе. – Тех, которые шлюхи, оставляешь; тех, которые нет, стреляешь.

Он даже еще ближе наклонился: я видел жалкие волосенки у него над губой, даже от дождя не потемневшие. Всего на два года меня старше. Всего на два года больше.

Змея? думал конь.

Я медленно, незаметно опустил руки…

Хорошенько уперся в грязь…

– Я сначала тебя свяжу, – сообщил он доверительным шепотом. – А потом пойду найду нашу малышку-леди и покажу тебе, из каковских она.

Вот примерно тогда я прыгнул.

Оттолкнулся руками, разогнул ноги, полетел лбом прямо ему в рожу. Мой череп с хрустом встретился с его носом, он опрокинулся назад, а я – на него. Сначала один кулак в морду, пока он лежал растерянный, потом другой и коленом в мужское место промеж ног.

Он скрючился што твой жук взвыл глухо и яростно я скатился с него обратно к ножу выцепил его из лужи перерезал веревку вскочил пинком отправил ружье подальше и заметался перед лошадью вопя «Змея! Змея!», и размахивая руками, што мгновенно сработало, и коняга, чуть не запутавшись в ногах, унеслась назад по дороге в дождь, визжа и без всадника.

Не успел я оглянуться, как БАМ! – мне в переносицу угодил кулак я правда не успел он заорал: «Ты, кусок де…» но я размахнулся рукой с ножом и он отпрыгнул и еще раз размахнулся широко крýгом вода заливала глаза сразу и от боли и дождь еще этот а он пятился и озирался в поисках ствола и хромал чуть-чуть но тут увидел его в грязи и развернулся корпусом от меня штобы подобрать а я недолго думая кинулся на него всем собой повалил и он двинул мне локтем в… но я с него не упал и мой Шум орал благим матом и его тоже.

В общем я не знаю как но я перевернул его на спину и конец ножа был у него точно под подбородком. Борьба как-то вся разом прекратилась.

– Зачем ты за нами гнался?! – завопил я ему в морду. – Што тебе от нас надо?

Эта его жалкая полуусая ухмылка . Я еще раз всадил ему коленку в прежнее место.

Он снова взвыл плюнул в меня но у меня был нож и нож слегка порезал ему шкуру.

– Отец тебя хочет, – выдавил он наконец.

– Зачем? Зачем мы ему нужны?

– Мы ? – Он даже глаза вытаращил. – Какие такие мы? Ему ты нужен, Тодд, ты один.

– Што? – я не поверил своим ушам. – Зачем ?

Но он не ответил. Он смотрел в мой Шум. Он искал.

– Эй! – я вытянул его по щеке тылом руки. – Эй! Я тебя спрашиваю!

Он только ухмыльнулся. Поверить, еть, не могу, но он правда ухмылялся!

– Знаешь, что мой отец всегда говорит, Тодд Хьюитт? Нож – всегда только продолжение руки. Он может только то, что может держащий его человек.

– Заткнись.

– Драться ты умеешь, что есть, то есть. – Он все еще ухмылялся и чуть-чуть тек кровью под подбородком. – Но ты не убийца.

– Я сказал, заткнись ! – взревел я, зная, што он уже увидел у меня в Шуме: те же самые слова я слышал от Аарона.

– Да? А что ты сделаешь? Убьешь меня?

– ДА! – заорал я. – УБЬЮ!

Он облизнул дождь с губ и расхохотался. Я его прижал к земле, ножом тыкал в шею, а он ржал !

– ПРЕКРАТИ! – закричал я и замахнулся ножом.

А он хохотал, а потом посмотрел на меня и говорит…

говорит…

вот прямо это и говорит…

– Хочешь услышать, как Бен с Киллианом молили о пощаде перед тем, как я всадил обоим по пуле промеж глаз?

Шум у меня побагровел. Я вцепился в нож, штобы наконец ударить. Да, я его сейчас убью. Убью его . Сейчас. Да. И… и… и…

И на самой верхушке замаха… вот прямо в ту секунду, когда я повел нож вниз… Когда вся власть была у меня, и твори свою волю, и… Я заколебался… Опять. Заколебался… На одну малюсенькую секунду…

Накажи меня бог.

Прокляни меня на веки вечные совсем…

Разумеется, в эту самую секунду он брыкнул ногами, сбросил меня, въехал локтем в горло. Я перегнулся пополам, кашляя и задыхаясь, и чувствовал только, как он вырвал у меня нож.

Легко, как конфетку у ребенка.

– А теперь, Тодд, – сообщил он, стоя надо мной. – Я тебе покажу, как нож продолжает руку.

Я это заслужил. Я все сделал неправильно. Заслужил. Если б ко мне вернулся нож, я бы себя им прирезал. Хотя я и для этого слишком большой трус.

– А над тобой пришлось потрудиться, Тодд Хьюитт, – признал мистер Прентисс-младший, изучая клинок.

Я стоял на коленях прямо в грязи, держась за горло, все еще пытаясь продышаться.

– Ты выиграл этот бой, а потом взял и все продолбал. – Он провел пальцем по лезвию. – Ну и дурень же ты.

– Просто заканчивай, – пробормотал я в грязь.

– Чего-чего? – ухмылка вернулась к нему на рожу, Шум так и сиял.

– ПРОСТО ЗАКАНЧИВАЙ! – проорал я ему.

– О нет, я не собираюсь тебя убивать. – Он тепло сверкнул глазами. – Мой па этому не обрадуется.

Он подошел поближе и сунул нож кончиком мне в ноздрю, так што мне пришлось отодвинуться… и еще отодвинуться…

– Много чего можно сделать ножом, – поделился он, – даже не убивая человека.

Я уже даже оглядываться перестал – какие уж там пути отхода.

Я смотрел ему в глаза – светлые, бодрые, победительные, и Шум его такой же, и в этом Шуме – он в Фарбранче, и он у нас на ферме, и я на коленях перед ним.

А в моем – ничего, кроме бездонной ямы стыда за собственную глупость, никчемность, и ненависть, ненависть, ненависть…

Прости, Бен.

Прости, прости меня…

– Но, кстати сказать, ты же у нас не человек, не мужчина, – раздумчиво сказал он и добавил, понизив голос: – И уже никогда им не станешь.