Дерек Кюнскен - Квантовый волшебник [litres]

Репортер повернул камеру так, что священник стала видна под углом в девяносто градусов. Управляемая на расстоянии камера показала, как он с любовью гладит и нюхает ее пальцы. Кассандра почувствовала, что у нее скручивает живот. Что бы ни говорил Бел, Куклы совсем не такие, как Homo quantus. Она и представить себе не могла, что значит для Уильяма очутиться в центре всего этого.

На лице Иеканджики было отвращение. Она резко глянула на Бела.

– Это плохо? – спросила она.

Белизариус покачал головой.

– Это хорошо, – прошептал он.

– Это что-то вроде парада, – сказала Кассандра, поглядев на поступающую Белу информацию. – Они освободили дорогу от Садков до порта. Значит, они не доставят его в Запретный Город?

На экранах снова появился Кукла-диктор у стола, но трансляция звука шла откуда-то еще, и то, что он говорил в течение следующей минуты, не было передано. Зал бара утонул в криках толпы, хаотично распеваемых молитвах и злобных криках. Затем видео и звук синхронизировали, и на экранах появились тысячи Кукол, потных, орущих и подпрыгивающих перед мостиком, идущим выше уровня улицы.

– Они злятся? Они ругаются? – спросила Кассандра. Это было все равно что смотреть на животных.

Бел покачал головой.

– Они поклоняются. Библия Кукол состоит по большей части из того, что Нумены им говорили. Цитировать Писание – один из способов поклонения. А Нумены много ругались на Кукол.

В животе у Кассандры стало еще хуже.

Бел вздохнул.

– Когда рядом нет Нуменов, Куклы практически нормальны, насколько можно быть нормальными после нескольких поколений в биохимическом рабстве, подвергаясь издевательствам. Рядом с Нуменами они становятся чем-то столь же чуждым человеку, как и фуга.

Кассандра решила, что это не провокация. Он действительно в это верит.

Камера повернулась в другую сторону, шум убрали. Стало видно подобие паланкина, который несли священники-Куклы, но детали было разглядеть сложно; оператор продолжал подпрыгивать, пытаясь протиснуться сквозь толпу, чтобы подобраться ближе.

– О, нет, – сказал Бел.

Кассандра сжала его руку. Она тоже это увидела. Ее мозг, как и его, провел интерполяцию изображения по отдельным кадрам. Ей стало дурно, и она понимала, что Белу намного хуже. Затем камера перестала подпрыгивать, а волны шума исчезли. Прозвучал общий громкий вздох. Процессия вышла из кадра. Куклы несли скрючившегося нагого человека, зажатого в клетке, размером подходящей для Куклы. Грудь Кассандры пронзил ужас, а ведь она была едва знакома с Уильямом. Этот человек был наставником и защитником для Бела. Она не желала, чтобы Белу было больно. Она взяла его руками за голову и повернула к себе так, чтобы он видел только ее. У них обоих в глазах стояли слезы.

– Прости, Бел, – беспомощно прошептала она. – Не смотри туда.

Но Бел уже никогда не сможет забыть этого. Как и она сама.

– Не смотри, – прошептала она и сделала единственное, чем, как ей казалось, могла отвлечь его от этой боли. Притянула его к себе и поцеловала.

Уильям сильно закашлялся, с кровью. Грасси-6 подошел ближе, с озабоченностью на лице. Уильям махнул кулаком, но не попал по лицу епископа. Тем не менее тот был вынужден отойти. Уильям вытер рот и сел на низенькой койке, которую они для него застелили.

Они добрались до порта Свободного Города. В охраняемой зоне, только для Кукол, было широкое окно с видом на вакуум огромного порта, отражающий от плотного льда свет прожекторов, резко очерчивающий контуры пассажирских кораблей и грузовые контейнеры, которые выгружали из только что прибывших из Порт-Стаббса грузовых кораблей. В полу огромного подземного космопорта мерцал вход в Ось, непонятной глубины и неопределенный с точки зрения места, сбивающий с толку наблюдателей.

На Уильяме снова была одежда, штаны и рубаха со шнуровкой по наружным краям рукавов и штанин, вероятно, чтобы Куклы смогли сами снять ее с него, даже если он будет сопротивляться. Внутри него бурлила злость, готовая окончательно овладеть им. Он делает это ради Кейт. Она никогда не узнает обо всем том, что он сделал ради того, чтобы обеспечить ее будущее, но оно у нее будет. Она не станет такой, как он.

– Ты увернулся, – сказал Уильям епископу.

– Что? – переспросил Грасси-6. Его, похоже, нисколько не беспокоил тон голоса Уильяма. Им нужен бог. Будет им бог.

– Я хотел ударить тебя. Ты увернулся.

Епископ облегченно поглядел на него. Улыбнулся, щелкнул пальцами, и молодой священник бросился к стене. Открыл панель, а потом бросился обратно к Уильяму, на бегу падая на колени и скользя по полу. В его руках было приношение – свернутая плеть.

– Что это, черт подери?

– Я увернулся потому, что я не хотел, чтобы вы повредили руку, – тепло сказал Грасси-6. – Мои кости не менее крепкие, чем ваши. Если хотите нанести мне рану, используйте инструмент.

– Ради всего…

Уильям выхватил плеть из рук священника и поднялся.

– Убирайтесь на хрен! – заорал он, зная, что это цитата из Кукольной Библии. Боги должны говорить как в Писании. Пусть теперь обоссутся. – Все, кроме Грасси-6!

Некоторые бросились к двери, другие поглядели на епископа, ожидая, когда тот кивнет. Уильям попытался пнуть одного из них под зад, но тот уже выбежал и захлопнул дверь. Грасси-6 величественно стоял перед Уильямом, ростом в метр, с высокой зеленой митрой, вышитой серебром, на голове.

– Ты не боишься? – спросил Уильям.

– А вы хотите, чтобы боялся?

– Если я тебя сейчас в клочья порву плетью, ты позволишь это сделать?

– Насколько хорошо вы знакомы с Дилеммой Муни-4?

Уильям щелкнул плетью, на пробу. Епископ не шелохнулся.

– Нумены вышли из отбросов общества Плутократии, самых разных людей, которых объединяло лишь одно – желание жить, никому не подчиняясь, – сказал Грасси-6. – Их законы предназначены для индивидуалистов. Многие споры решались при помощи дуэлей. Они… любили вендетту.

– Неудивительно, – сказал Уильям.

– Будучи подростком, Муни-4 стала свидетелем убийства одного Нумена другим в результате вендетты. Всю оставшуюся жизнь ей пришлось жить с этим, с памятью о смерти Нумена. В такую ловушку в те времена попадали многие Куклы, раздираемые между немыслимым желанием повиноваться Нумену и немыслимым желанием защитить его. То тут, то там этим ранним образцам нашей нравственности приходилось бороться с тем, что мы теперь называем Дилеммой Муни-4.

– Так и случилось Восстание Кукол, – с отвращением сказал Уильям.

– Мы это называем иначе, – ответил Грасси-6. Его лицо стало печальным. – Мы называем это Падением, по причинам, о которых вы можете догадаться. Эра невинности рушилась уже долгое время. Мы, Куклы, должны были сделать шаг из детства во взрослую жизнь, осознать и принять ношу, о которой мы не просили, как и все в этом мире.