Фриц Лейбер - Корабль отплывает в полночь

– Я не уполномочена на это отвечать. В коридорах много разветвлений.

Он продолжал хмуриться, медленно приближаясь к столу.

– Вас еще что-то беспокоит? – спросила медсестра.

Он мрачно кивнул и сказал:

– «Пытка». В том коридоре не было никаких пыток. Только этот безмозглый робот.

– Вам не угодишь, – ответила она. – А то, что случилось с вашей рукой? Неужели этого мало?

Человек поднял руку, все еще сжатую в кулак, и обнаружил восемь круглых ранок, из которых медленно сочилась кровь, а еще ощутил тупую боль.

Он потянулся за серой папкой, заметив при этом, что вместо второй руки у медсестры блестящий металлический протез с восемью тонкими многосуставчатыми пальцами, похожими на паучьи ножки.

Дотронувшись до папки, он ощутил жгучее любопытство и начал было открывать, но спохватился и с полуоткрытой папкой побрел по двору, ускоряя шаги по мере приближения к серой железной балюстраде, которой тот заканчивался.

Положив ладони на гладкие нагретые перила, он окинул взглядом открывшуюся панораму.

В бледно-желтом небе сиреневое солнце заходило за округлые холмы, лежащие милях в десяти. Его фиолетовые лучи падали в долину, половину которой занимали красноватые возделанные поля и алые деревья, а другую половину – что-то похожее на ферму по выращиванию планктона: установленные в строгом порядке прозрачные трубы, по которым струилась жидкость, меняющая цвет от розового до багрового. Перед холмами, на берегу извилистой реки, виднелся городок с невысокими, беспорядочно разбросанными округлыми строениями пастельных цветов. Тут и там маячили двуногие и шестиногие животные, причем шестиногие высоко поднимали передние ноги, словно кентавры. Откуда-то доносились приглушенные трели рожка и еще тише – ритмичный барабанный бой. Похоже, это неплохая планета.

Позже пациент узнает и ее название, и прочие сведения о ней, а в папке, такой приятной на ощупь, обнаружит и свое имя, и все то, чего он боялся и от чего спасался в мглистом туннеле подсознания, ставшем для него целительным черным коридором, из которого он наконец вырвался. И тогда он вернется к медсестре, чтобы перевязала ему руку, тупая боль в которой столь странным образом бодрит.

А пока ему достаточно знать, что он человек и что он жив.

– Исссиот! Тупиццца! Алкашшш! – прошипел кот и куда-то укусил Спара.

Счетверенное жало кошачьих клыков уравновесило груз давившего на Спара похмелья, и мысли потекли так же легко, как его тело плыло в темноте «Прорыва», где светилась только парочка бегущих огней, тусклых, как замутненное зарево его снов, и бесконечно далекое, как Мостик или Корма.

Ему привиделся корабль, летящий под всеми парусами, вспенивая синее, взлохмаченное ветром море под таким же синим небом. Эти два слова – «море» и «небо» – больше не казались ругательствами. Он слышал, как ветер свистит в леерах и вантах, барабанит по натянутым парусам, скрипит тремя мачтами и прочим корабельным деревом.

Что такое дерево? Откуда-то пришел ответ: живой пластик.

Но какая же сила прижимала воду, не позволяя ей собраться в отдельные большие сферы, а кораблю – перевернуться килем вверх и завертеться под напором ветра?

Это видение было не расплывчатым и обтекаемым, как реальность, а четким и ярким – из тех, о которых Спар никогда не рассказывал, опасаясь обвинений в колдовстве и ясновидении.

«Прорыв» тоже был кораблем, часто его так и называли – Корабль. Но странным кораблем: матросы постоянно жили в его внутренних помещениях самой разной формы, на растяжках из соединенных вместе полупрозрачных парусов. И этот корабль никуда не плыл, поскольку заключал в себе все – он был всем.

Эти два корабля объединяло еще кое-что – ветер и непрерывный скрип. Когда видение погасло, Спар услышал, как ветер тихо стонет в длинных проходах «Прорыва» и как скрипит подрагивающая растяжка, прицепленная к его лодыжке и запястью, чтобы он не плавал по всему Лотку.

Сновидень начался с хороших снов, в которых Спар отхватил себе сразу трех девчонок Корона. Но ночью он едва не проснулся от скрежета большой жевалки Третьего отсека. Затем на него напали оборотни и вампиры, густыми тенями вынырнув изо всех шести углов, а ведьмы и их фамильяры злорадно хихикали в темноте. Спара почему-то защищал кот, фамильяр тощей ведьмы, чьи оскаленные зубы казались размытым матовым пятном на фоне большого пятна – ее растрепанных седых волос. Спар крепко сжал пересохшие десны. Кот исчез последним из сверхъестественных существ. А затем было чудесное видение – корабль.

Похмелье навалилось на Спара внезапно и беспощадно. Капли пота срывались с него, пока не обволокли влажным облаком. И тут его вывернуло. Свободной рукой он схватил плывшую в воздухе сливную трубу и прижал воронку к лицу. В трубе забулькала едкая рвота, всасываемая внутрь за счет незначительной разницы давления.

Желудок снова вывернуло, так же быстро, как захлопывается защитный люк, когда в проходах поднимается ветер. Спар засунул конец сливной трубы в штанину короткого и свободного рабочего комбинезона, нащупал свое тайное имущество, почти такое же мокрое и готовое взорваться, как его рвота. И ощутил жгучий позыв помочиться.

Наступило благословенное расслабление, Спар свернулся калачиком в столь же благословенной темноте и собрался еще немного подремать, пока его не разбудит Бармен.

– Хххронь! – зашипел кот. – Не сссмей ссспать! Сссмотри! Сссмотри лучшшше!

Спар ощутил на своем плече, сквозь потертую ткань комбинезона, четыре комплекта игл, словно дотронулся до колючего куста в Садах Аполлона или Дианы. И замер.

– Ссспар… – прошипел кот чуть тише, убрав когти. – Я хххочччу тебе лишшшь хххорошшшего. Сссовершшшенно точччно.

Спар боязливо вытянул правую руку, коснулся короткой шерсти, более мягкой, чем волосы Сьюзи, и ласково погладил.

Ответное шипение кота был совсем тихим, почти мурлычущим:

– Хххрабрый Ссспар! Сссмотри дальшшше! Сссмотри всссе время! Предусссмотри! Пересссмотри!

Спар ощутил всплеск раздражения из-за бесконечного повторения слова «смотри» – дурные манеры для кота, – сопровождаемого необъяснимым всплеском надежды в его глазах. Должно быть, это не ведьмин фамильяр, пришедший из сна, а просто бродячий кот, который пробрался в Лоток через ветровую трубу и прервал его сон. Этих бродячих животных много развелось с тех пор, как началась паника из-за ведьм и корабль – или, по крайней мере, Третий отсек – обезлюдел.

Фиолетовый передний угол Лотка засветился, а значит, на Носу начался рассвет. Бегущие огни утонули в разгорающемся белом свечении. Спустя двадцать ударов сердца весь «Прорыв» ярко засиял, как всегда бывало в трудодень и вообще по утрам.