Фриц Лейбер - Корабль отплывает в полночь

Да, – и корабль, который отплывает в полночь. С Великой Равнины.

Интересно знать, какой такой корабль.

Тут мое сознание шарахнулось от очевидного вывода, вытекающего из всех этих размышлений. Уж слишком не вязались они с миром «Голубой луны», и с Бенни, и с простой официанткой.

Третий уровень был более туманным, но все же он существовал. По крайней мере, я убеждал себя в том, что это так. Здесь я вдруг увидел Эллен в гораздо более выгодном (для нее) свете, а нас всех – как раз наоборот. Я начал осознавать, что в нашем понимании любви было нечто привлекательное и что в верности Эллен была верность тому хорошему, что было в нас. Я понял, что мы вели себя отвратительно, как испорченные дети. Конечно, может быть, никакого третьего уровня в моем сознании вовсе и не было. Может быть, эти мысли пришли ко мне гораздо позже. Вполне возможно, что я пытаюсь выгородить себя и показать вам, что я немного отличался от остальных, что я был чуть лучше и благороднее, чем они.

И все же мне доставляет удовольствие мысль о том, что я отвернулся от стойки и сделал несколько шагов в сторону Эллен и только страхи «второго уровня» чуть задержали меня, так что я успел сделать лишь пару шагов, прежде чем…

Прежде чем вошел Юджин.

Я помню, что часы пробили 11:30.

Юджин был бледен как смерть, лицо сведено судорогой от напряжения. Руку он держал в кармане. Он не смотрел ни на кого, кроме Эллен. Будто бы они были совсем одни. Он покачнулся – или споткнулся. Затем какой-то бешеный взрыв энергии подтолкнул его вперед, к столу.

Эллен встала и двинулась к Юджину, протягивая к нему руки. В ее улыбке было все сострадание, и покорность судьбе, и вся любовь, когда-либо существовавшие во Вселенной. Юджин вытащил пистолет из кармана и выстрелил в Эллен шесть раз. Четыре раза в тело и два – в голову.

Она покачнулась и упала в клубах голубого дыма. Когда дым рассеялся, мы увидели, что она лежит лицом вниз, вытянутой рукой касаясь ботинка Юджина.

И тогда, прежде чем раздались вопли, прежде чем Гас и его помощники успели спрятаться за стойку бара, уличная дверь «Голубой луны» открылась и вошел Незнакомец. Ни один из нас не мог ни пошевелиться, ни произнести хоть полслова. Мы старались не смотреть ему в глаза, мы были похожи на провинившихся собак.

И не в том дело, что он смотрел на нас с гневом или ненавистью или даже с презрением. Это было бы еще можно вынести.

Нет, даже когда он проходил мимо Юджина, у которого все еще был пистолет в руке и который с немым ужасом смотрел на пол, стараясь подальше отодвинуть свою ногу от мертвой руки Эллен, даже когда Незнакомец бросил взгляд на Юджина, он смотрел на него так, как человек посмотрел бы на быка, поднявшего на рога ребенка, как смотрят на ручную обезьяну, разорвавшую на куски свою хозяйку, находясь в состоянии необъяснимой животной ярости.

И когда Незнакомец, не говоря ни слова, взял Эллен на руки и молча пронес ее через рассеивающийся голубой дым на улицу, лицо его хранило выражение трагического сожаления и мрачного смирения.

Я уже почти дошел до конца моей истории. Юджина арестовали, конечно, но не очень-то легко осудить человека за убийство никому не известной женщины.

Так как тело Эллен так и не было найдено. Впрочем, и Незнакомца тоже больше никто никогда не видел.

В конце концов Юджина отпустили, и он продолжает жить дальше, как я уже говорил, несмотря на тень, лежащую на его репутации. Мы иногда встречаемся с ним и пытаемся утешить его тем, что на его месте мог бы оказаться любой из нас, что мы были слепыми эгоистичными дураками.

И мы все вернулись к своей работе. Скульптура, изучение слов, романы, описания ядерных явлений не так великолепны, как при Эллен. Но мы каждый идем своим путем. Мы говорим себе, что Эллен была бы довольна. А мысли наши теперь бродят на третьем уровне – но лишь урывками, сражаясь с джунглями слепоты и эгоизма, которые снова надвигаются на нас. И все же мы понимаем Эллен. И то, что Эллен пыталась сделать, что она пыталась подарить нашему миру, несмотря на то что он был не готов принять ее подарок. И мы способны понять страсть, которая заставила ее пожертвовать звездами ради четырех слепых червяков.

Но чаще всего мы просто горюем об Эллен. А может, и вовсе не горюем. Мы знаем, что она ушла от нас гораздо дальше, чем за тысячи световых лет, где похоронили ее тело. Мы смотрим на статую Эллен, сделанную Эс, мы читаем одно из двух стихотворений, посвященных ей. Мы вспоминаем, и нас не переставая терзает мысль о том, какими бы мы стали, сумей мы сохранить Эллен. Мы вспоминаем, как она сидит в тени в студии Эс, или загорает на траве после купания, или улыбается нам у Бенни. И нас охватывает тоска.

Ибо мы знаем, что Эллен дается только раз в жизни.

Потому что через полчаса после того, как Незнакомец унес тело Эллен из «Голубой луны», огромный метеор огненным смерчем промчался по небу (некоторые говорят, что прямо к звездам), а на следующий день оказалось, что вода из угольной ямы, в которой Эллен ни за что не хотела купаться, разлита по полям на тысячу ярдов, словно по ней как следует ударили огромным кулаком.

Па послал меня за ведром воздуха. Только я наполнил его и тепло сошло с моих рук, как я увидел ЭТО.

Знаете, сначала мне показалось, что я вижу молодую леди. Да, красивую молодую леди со светящимся в темноте лицом. Она смотрела на меня из квартиры напротив на пятом этаже, как раз над белым покрывалом замерзшего воздуха толщиной в двадцать ярдов. Я никогда не видел живых молодых леди, кроме как на картинках в журналах: Сест еще ребенок, а Ма уже здорово постарела. От удивления я даже выронил ведро. Да и вы на моем месте сделали бы то же самое, зная, что на Земле никого нет, кроме Па, Ма, Сест и меня.

Когда я поднял ведро и снова посмотрел на квартиру напротив, оказалось, что это не молодая леди, а пятнышко света – маленький призрачный зайчик, двигающийся от окна к окну, словно одна из далеких звездочек спустилась, чтобы узнать, почему Земля убежала от Солнца.

Пока я стоял и моргал глазами от удивления, у меня замерзли ноги, а на шлеме образовался такой слой инея, что я уже ничего не видел. Но у меня хватило ума нырнуть обратно. Медленно пробираясь сквозь многочисленные слои одеял, тряпок и резины, которые Па повесил, чтобы не выпускать воздух из Гнезда, я постепенно успокоился. Наконец я услышал тиканье часов и понял, что вокруг уже воздух, потому что в вакууме, естественно, нет никаких звуков. Протиснувшись сквозь щель в последнем слое одеял, который Па обшил алюминиевой фольгой, чтобы сохранить внутри тепло, я вошел в Гнездо.

Давайте я расскажу вам о Гнезде. Оно небольшое и уютное, и места там хватает лишь для нас четверых и наших вещей. Пол покрывают толстые шерстяные ковры. Три стены – одеяла, потолок – тоже одеяла, касающиеся головы Па, когда он стоит. Он объяснял, что они висят внутри гораздо большего помещения, но я никогда не видел ни настоящих стен, ни потолка.