Бернар Вербер - Ее величество кошка [litres]

Надо добавить это слово в мой словарь.

– Держаться на воде целых двадцать три минуты на глазах у наблюдателей… Сколько раз вы через это проходили?

– Я не считал. Я не помышлял ни о чем, кроме мести. Я знал, что их надо задабривать, поэтому притворялся послушной крысой, преклоняющейся перед людьми. – Он тяжело вздыхает. Тонкие усики дрожат, красные глазки поблескивают. – В конце концов они меня полюбили. Я все делал, чтобы поддерживать в них это чувство. Когда они появлялись в комнате, я приближался к дверце клетки, вставал на задние лапы, ходил, как они, тряс головой, чтобы их рассмешить. Я чувствовал, когда они довольны, а когда нет. Людей нетрудно понять – об их чувствах говорит запах, движение глаз, размер зрачков.

Я должна понять его мир, проникнуться его болью, испытать то же, что испытывает он. Должна суметь угадать его мысли. Попытаться видеть его глазами. Увидеть себя, Бастет, глазами моего худшего врага – только так я его раскушу.

– Человек, который мной занимался, ректор университета Филипп Сарфати, дружил с женщиной – хозяйкой кота с гнездом USB во лбу для подключения к Интернету, вот он и сделал забавы ради то же самое со мной, чтобы посмотреть, окажется ли крыса, подключенная к Интернету, умнее подключенного кота.

– Эту женщину звали Софи, она была служанкой моего компаньона Пифагора. Все сходится. Сиамский кот стал невольным виновником вашего преображения.

– Филипп стал подключать меня к своему компьютеру. Так он открыл для меня свой мир, подробно ознакомил с человеческой историей. Я сам выбрал тюрко-монгольского полководца как образчик человечьей породы…

… уничтожающей все на своем пути?

Он не улавливает мою мысль и продолжает:

– Можно с ума сойти, насколько имя меняет отношение к вам людей. Я был номером триста шестьдесят шесть, а стал Тамерланом Великолепным, чемпионом по плаванию и по оптимизму.

Теперь я смотрю на него по-другому. Выходит, они сделали из него (как раньше из Пифагора) мутанта, развившего для выживания особые таланты, не свойственные его виду. Я поражена и при этом взволнована.

Я снова пытаюсь влезть в его шкуру, чтобы лучше прочувствовать его рассказ.

Надо его подбодрить.

– Теперь мне понятнее ваш успех, царь Тамерлан. Ваше упорство, терпение, самообладание – все это позволяло вам выживать там, где другие гибли.

– Люди очень гордятся своими знаниями и технологиями, – говорит он со вздохом, – и во что бы то ни стало хотят показать низшим видам все свое превосходство. Поэтому они и предоставили нам доступ к своему Интернету. Слабое место людей – гордыня.

Недаром моя мать говорила: «Слушай, в чем упрекают тебя другие, так ты узнаешь их слабости».

Я тоже всегда замечала, что извращенцы первыми рассуждают о морали, малодушные клеймят чужую трусость, а лгуны превозносят искренность.

В каком парадоксальном мире мы живем!

Спасибо, царь, вы сознались мне в своей слабости – гордыне.

– Что было с вами дальше, царь Тамерлан?

– Филипп выпустил меня не только из клетки, но и из питомника, даже из университета, он вернул мне свободу, поселив у себя в квартире. Какое это чудо – покинуть тесную, пропахшую дезинфицирующими средствами камеру и увидеть, почувствовать мир! Солнечные лучи в окне, свежий воздух, запахи растений, буйство красок, птицы, насекомые, разное зверье, весь этот сложный, бесконечный мир!

– Надо же, не все люди бесчувственны.

– Филипп меня ласкал, целовал. Сначала я притворялся, что люблю его. Но Интернет продолжал открывать мне нашу историю и все то зло, которое причинили крысам люди. Кампании дератизации. Крысиный яд, вызывающий у нас внутреннее кровотечение. Деревенские дети, надрезающие крысам спины, сыплющие внутрь соль и зашивающие надрезы, после чего крысы, обезумев от боли, убивают в норах своих собратьев… Полагаю, вы впервые об этом слышите?

Увы, после корриды, откорма гусей, забоя скота на колбасу я, боюсь, перестала содрогаться, слыша о зверствах людей.

– Против самого Филиппа я ничего не имел, все-таки он меня спас, освободил, взял к себе, воспитал и обучил. Тем не менее я напал на него как на воплощение человеческой породы и попытался убить, сильно укусив в лоб.

– Вот, значит, откуда у него шрам?

Он утвердительно кивает:

– После этого я сбежал. Наладил связь с городскими крысами. Они еще находились под впечатлением от разгрома на Лебедином острове. Они все мне рассказали про то, как кошки и их друзья разгромили тысячи крыс, прибегнув к коварному оружию – огню. Я понял, что моим соплеменникам не хватает культуры и знаний. Я предложил им стать их царем и услышал в ответ, что у крыс первенство надо завоевать. Тогда я принял участие в выборах и вступил в бой с другими претендентами.

– Вы победили всех противников одного за другим!

– Мне помогла их предсказуемость. Прежде чем ударить, они смотрели туда, куда готовились нанести удар. Начиная проигрывать, они нервничали. Они не сомневались, что залог победы – яростный бросок. Одолеть их не составило труда. Став новым царем, я предложил найти место, где можно было бы перегруппироваться.

– Версальский дворец?

– Я читал историю этого дворца. Гнездо великого диктатора – лучшее место, чтобы пускать пыль в глаза моим соплеменникам.

– Почему не Елисейский дворец и не Лувр? Это тоже старые королевские резиденции.

– Версаль – самая величественная. Один он годился, чтобы поразить воображение крыс, знавших только сточные канавы и мусорные кучи. Кроме всего прочего, Версаль находится за городом, его проще оборонять. Потом я занялся созданием аристократии: баронов, маркизов, герцогов. Я воспроизвел двор Людовика XIV. Создавая армию, я ориентировался на своего тезку, Тамерлана Великолепного.

– Вы уже тогда задумали сколотить неудержимую бурую орду?

Я принимаю такую же позу, как у него, чтобы ему было комфортнее, а заодно чтобы дать ему почувствовать: мы с ним равны.

– Конечно, царица Бастет.

Снова «царица Бастет». Ему хочется мне польстить.

– Я хотел повергнуть всех наших врагов в психологический шок. Их страх обеспечивает нам преимущество в любом сражении по той простой причине, что, когда боишься, меньше размышляешь.

– С этой же целью вы распинали пленных, царь Тамерлан.

– Мне нельзя было миндальничать, на своих тоже следовало повлиять, чтобы отбить у них охоту ставить под сомнение мою власть. Я знал, что кому-нибудь из моих баронов обязательно придет в голову вступить в заговор, чтобы занять мое место. Террор – это динамическое напряжение, действующее и внутри, и снаружи. Это и есть объяснение несравненных успехов моего двуногого тезки.

– Отсюда пирамида из черепов?