Сергей Синякин - Книга о странных вещах [сборник]

— Попался, ворюга? — добродушно спросил следователь, гордый тем, что он лично задержал преступника, пока опер бегал наперегонки со служебной собакой и кинологом.

— Да какой я вор, — тоскливо вздыхал подросток и выразительно кивал в сторону задорной и энергичной «бабы-ягодки», которая на глазах из спелой клубнички превратилась в сморщенную засушенную клюкву.

И сразу стало видно, что никакая она не ягодка и даже не баба, а матерая крыса, которая попалась с поличным в курятнике и теперь лихорадочно прикидывала, что же ей делать дальше.

На проходной универмага дежурили старики из вневедомственной охраны.

Обычно дежурили вдвоем. Интересной была смена, в которой один сторож был власовцем, отсидевшим за свое сотрудничество с немцами двадцать пять лет в сталинских лагерях, а второй — ветераном, который всю свою жизнь эти лагеря охранял.

Ночами между ними вспыхивали перебранки. Ненависть клокотала, кипела и выплескивалась, казалось, что сторожа вот-вот достанут наганы и устроят дуэль во дворе универмага. Прямо под ними был подвал, в котором спасался фельдмаршал Паулюс. Слышно было, как за стеной фельдмаршал одобрительно бормочет: «Gut! Sehr gut!»

— И что вы орете? — вздыхал приходящий для проверки службы бригадир из бывших милиционеров, уволенный за мздоимство. — Жалко, на фронте вы не встретились, сейчас бы в сторожке такая тишина стояла!

После этих слов все трое садились пить чай. Старость — состояние души, уравнивающее противников и соперников. Каждому из них в затылок уже дышала смерть, приближалось время, когда в спорах больше нет нужды, они становятся бессмысленными. Ведь никто из живущих не знает, что откроется в последний день — голубые хрустальные врата рая или огненная геенна ада.

И только Бог знает, кто из них лучше — предатель волею судьбы, мздоимец в погонах или человек с ружьем, который всю жизнь ограничивал чьи-то свободы.

В кафе «Молодежное» буянил посетитель.

Была середина семидесятых, такое хулиганство было тогда еще в диковинку, поэтому милицию вызвали сразу. Хулиганство было классическим — сначала посетитель поприставал к девушкам, но они на него не обращали внимания, тогда он начал задирать посетителей, но по причине выпитого это плохо получалось, и тогда он начал хамить обслуживающему персоналу, но вот это уже не лезло ни в какие ворота.

Персонал и позвонил.

Приехала «канарейка» — так тогда называли ярко-желтые «уазики» с синей полосой. В таких машинах тогда ездили передвижные милицейские группы, сокращенно ПМГ, а эта аббревиатура в свою очередь расшифровывалась народом, как «Помоги мне, Господи!» На машине приехал участковый Коля Роговой, младший лейтенант двухметрового роста с двумя среднего размера арбузами вместо кулаков.

Роговой взял на руки буяна, бережно взял, чтоб, не дай бог, не повредить ему что-то, и понес в машину. Вот тут один из дружков задержанного догнал младшего лейтенанта и с диким криком всадил в зад, обтянутый форменными брюками, столовую вилку. Другой бы вскричал, но Роговой только задумчиво вздернул бровь, отнес задержанного в машину, выдернул вилку и, вернувшись, строго спросил:

— Кто?

— Ну я, — развязно сказал один из посетителей и профессионально встал в боксерскую стойку.

— А ты кто? — спросил Роговой, бросая вилку на стол.

— Я — чемпион Европы по боксу Валерий Трегубов, — возгласил наглый посетитель. — А вот ты кто?

— А я — милиционер, — сообщил Роговой, обрушивая на лоб боксера кулак.

Нокаут, однозначно! Трегубов и в машине не пришел в себя, а в дежурке философски и покорно отнесся к судьбе. Не каждого чемпиона Европы, пусть и в нетрезвом состоянии, отправляют в нокаут с одного удара!

К утру засуетились околоспортивные жучки. Трегубова, конечно, забрали, кто бы дал красе советского спорта отбывать пятнадцать суток за хулиганство и членовредительство, ага, a как еще прикажете называть место, куда зверски всадили вилку?

С тех пор прошли годы.

Исчез в стремительном течении жизни участковый Николай Роговой, зарезали в аэропорту далекого города Улан-Удэ красу и гордость российского бокса Валерия Трегубова, кафе перестало быть молодежным, оно стало «Золотым драконом», в котором подаются псевдокитайские блюда.

А память хранит негромкий диалог, когда-то состоявшийся в кафе:

— Ты кто?

— Я — чемпион. А ты кто?

— А я — милиционер!

Нынешнему поколению хоть немного бы той уверенности в себе и в правоте своего дела!

Однажды собрали нас на большое совещание.

Высокое начальство шутить не любит — разнос был по всем правилам, и в этот день мы узнали о себе и своем происхождении много нового и неожиданного. Впрочем, не зря говорят, что новое — это хорошо забытое старое. Все, что высокое начальство нам сказало, оно, в свою очередь, слышало в свой адрес, когда не занимало высоких постов.

Голос у начальника, который нас распекал, был хорошо поставлен, но лишен драматических интонаций и высокого накала, а тут еще я всю ночь не спал, устал как собака.

Короче, под мерный голос начальника я задремал. И так забылся, что со стула упал.

Грохот, разумеется. Я сам испугался, вскочил, пытаясь понять, что же случилось. Товарищи негромко смеялись.

— Что с тобой? — заботливо и с тревогой в голосе спросил начальник. — Тебе плохо? Может, врача вызвать?

Я спросонья чистую правду врезал:

— Извините, товарищ полковник, задремал!

И все.

Совещание закончилось.

— Да какие, к черту, могут быть совещания! — вздохнул начальник. — Я их крою, почти с работы снимаю, а они, паразиты, спят!

Был в городском отделе милиции начальник общественной безопасности. В эфире имел личное гордое имя Утес. Обожал этот начальник в праздничные дни подчиненных по рации вызывать. Только и слышно было: «Триста первый, я — Утес, ответьте! Триста второй, я — Утес, как слышите?» И вот был День Победы, май, зелень вокруг, а по рации только и слышатся вызовы Утеса. И вдруг томный ленивый голос негромко говорит: «А иди ты на… Утес!» В эфире воцаряется испуганная тишина. Изумившийся начальник гневно спрашивает: «Кто говорит?»

— А все говорят, — флегматично произнес все тот же наглый голос.

На следующий день жаждущий крови начальник собрал всех, кто имел рации, в так называемой ленинской комнате, которые тогда имелись при каждом отделе милиции. Там обычно совещания проводили, устраивали разносы, изучали приказы и духовное наследие руководителей государства. Но начальник этих подчиненных собрал с хитрой целью. Желая выявить нахала, он приказал каждому повторить данную фразу в эфир, надеясь по интонации и голосу его определить.