Сергей Синякин - Книга о странных вещах [сборник]

Воин показал рукой на небо.

— Выбраться хочет! — догадался Жора.

Неожиданный собеседник вслушался в его голос, сокрушенно развел руками и достал из висящей через плечо сумки клубочек. Отмотал нить сантиметров на тридцать и рывком разорвал ее.

— Ты что-нибудь понимаешь? — спросил Жора.

— Догадываюсь, — шепотом отозвался Жора. — Похоже, его сюда с этим клубочком запустили, чтоб, значит, дорогу на выход нашел. А нить оборвалась. Или кто-то ее оборвал. А вот зачем его сюда запускали, никак понять не могу.

— Лучше бы она сама, — вздохнул Жора.

Воин снова показал на небо.

— На волю хочешь или дождя боишься? — попытался уточнить Жора.

Теперь уже воин сделал недоумевающее лицо. Нет, не понимали они друг друга!

Воин вздохнул, взял в руки копье, которое было прислонил к стене, и двинулся дальше, осторожно обходя путников. Меч в ножнах печально и бесполезно висел на его поясе, доспехи мерно позвякивали. Они были еще слышны даже тогда, когда воин скрылся за очередным поворотом лабиринта.

— Дела, — вздохнул Жора. — Зря мы его не остановили, все-таки с мечом мужик, помог бы отбиться, если что.

— Если что, — наставительно сказал Русской, — ни один меч не поможет. Гранатомет — да, «беретта», на худой конец, выручить может. А ножиком много не намашешься, ножик только для бытовых ссор пригоден — пырнуть кого-нибудь после пары стаканов.

— Все-таки с ним мне спокойнее, — Хилькевич озабоченно посмотрел на часы. — Только вот глаза у этого типа дикие, блестят, как у наркомана в темном подъезде.

Они прошли еще несколько километров, свято придерживаясь движения вдоль стены в одну сторону. Постепенно смеркалось.

— Ну, Константиныч, — озабоченно сказал Жора. — Придется нам с тобой здесь до утра куковать. Блин, в гостинице сейчас ужин, небось, шведский стол накрыли. Люблю шведские столы!

— А я предпочитаю посидеть, — рассудительно сказал Русской. — Еда, Жорочка, спешки не любит, она требует обстоятельности, неторопливости, хорошего бокала вина, собеседника интересного…

Они прошли еще несколько поворотов.

Вверху высыпали первые звезды, небо стало совсем темным и прозрачным — как речная вода поздней осенью.

Где-то в стороне насмешливо каркала ворона.

— Вот кому бы голову свернуть, — пробормотал Хилькевич. — На нервы действует.

Впереди опять послышался тяжелый топот.

— О! — обрадованно сказал Жора. — Опять этот, с мечом, топает. Слышь, Константиныч, надо бы с ним как-то объясниться, может, дом у него здесь.

Из-за угла показалась обросшая коричневой клочковатой шерстью нога, потом сам ее обладатель — огромный детина, метра под три ростом. Череп его напоминал пивной котел. Чуть ниже морщинистого лба, там, где у нормального существа находятся глаза, у существа было затянутое багровой пленкой отверстие. Поравнявшись с нашими путешественниками, существо остановилось и некоторое время прислушивалось, приложив огромную ладонь к волосатому уху. Потом оно присело на корточки и начало жадно принюхиваться и искать вокруг себя руками. Дважды его когтистые пальцы едва не зацепили напряженно застывших людей. Но обошлось. Существо тяжко вздохнуло, кряхтя, поднялось с коленей и медленно удалилось прочь, время от времени останавливаясь и вслушиваясь в тишину лабиринта, гулко отзывающуюся на каждый шорох.

— Ни хрена себе! — тихо сказал Жорик. — Ну и тварюга! Слушай, Константиныч, а ведь он нас чуть не схарчил! Как я ему навстречу не кинулся? Нет, теперь я понимаю, без меча здесь делать нечего. А еще лучше бы иметь за плечами огнемет «Шмель».

— Нет у нас «Шмеля», — грустно сказал Илья Константинович.

Устал он, устал. Хотелось лечь на траву и больше не подниматься, какая бы тварь ни вылезла из глубин этого чертова лабиринта.

Ночь они провели в каком-то крохотном тупике.

Всю ночь над ними кто-то противно визжал. Сверху сыпались труха и птичий помет, потом наверху послышались гортанные крики, возня и обрушился ворох черных изломанных перьев.

И это греческая цивилизация!

Позднее утро, робко заглянувшее в лабиринт, разбудило Илью Константиновича. Жора еще спал, сжимая в руке неведомо где найденную палку. Судя по всему, жизнь он свою собирался продать дорого — денег таких ни у кого не нашлось бы.

Илья Константинович совсем уж было собрался разбудить товарища, но в это время за углом послышались странно замедленные шаркающие шаги. Русской испуганно вжался в стену. Из-за угла появился худой мужик в белом хитоне с оранжевым орнаментом и с черной повязкой на глазах. В руках у слепца была палочка, которой он шустро и уверенно ощупывал пространство перед собой.

Что-то все это напоминало, но что именно Илья Константинович никак не мог вспомнить.

Слепец остановился. Некоторое время он стоял неподвижно. Лицо его было обращено к Илье Константиновичу. Илья Константинович окликать его не стал. А зачем? Греческого языка он все равно не знал, а на пальцах со слепцом объясняться бесполезно. Слепец постоял, постоял и отправился дальше, едва не наступив на руку спящего Хилькевича.

Сверху опять посыпался мусор и птичий помет. Глянув вверх, Илья Константинович увидел гнездо. В гнезде кто-то возился. Очертаний хозяина гнезда из-за расстояния разобрать не удавалось, но Русской мог поклясться, что сидит там совсем не птица.

— Жора, — тихо позвал он. — Жора, проснись!

— Да не сплю я, — отозвался Хилькевич. — Грек какой-то прошел.

— Слепой он, — объяснил Илья Константинович, — вставай, убираться отсюда надо.

— А этот так и смотрит, так и смотрит, — сказал Жора, разглядывая гнездо. — Не нравится мне все это, Константинович, сильно не нравится!

Русскому вся эта история, в которую они так неосторожно вляпались, тоже не нравилась, но он промолчал. А чего говорить? Все равно ведь ничего не изменится. И бояться он уже устал. А как оно бывает? Боишься одного, а неприятности случаются совершенно иные. Сосед Русского по даче президент страховой компании «Вера» Юлий Никодимович Юхман всю жизнь милиции боялся. И напрасно, между прочим. Не посадили его, может, конечно, просто не успели. Потому что принял Юхман смерть от любящей жены, которой надоело дожидаться конфискации семейного имущества. Правда, ей тоже не повезло — после ее ареста и суда их имущество все-таки конфисковали.

— Хорош митинговать, — сказал он. — Идти надо, пока мы здесь последние силы не оставили. Или не встретили что-нибудь этакое.

К полудню они наблуждались до полного изнеможения. Слава богу, за время этих блужданий им ничего серьезного не встретилось — так, пробежали кентавр с кентаврихой. У кентавра копыта были не кованы и потому ноги разъезжались, словно у пьяного, а у кентаврихи на бегу задорно тряслась большая грудь, которую Жора проводил прищуром глаз и молодецким посвистом. Кентавр обернулся, оскалил лошадиные зубы и на бегу показал Хилькевичу увесистый кулак мускулистой руки. Жора ответил ему непристойным жестом.