Сергей Синякин - Книга о странных вещах [сборник]

Жутчело.

Так жутчело, что могло бы человека в озноб кинуть, только вот земля пуста была до самого горизонта. У одинокого обожженного и высохшего дерева белела груда черепов, оскалившихся на свое посмертное житие.

Над серой безжизненной равниной надрывно каркал огромный черный ворон, взгромоздившийся на голом суку закопченного дерева. Ворон словно жаловался на жизнь или призывал кого-то к себе. Призывы его не остались неуслышанными. Зашевелилась земля. Из-под земли выбралась темная человеческая кисть руки, на которой неуклюже балансировала серо-синяя кость. Кисть пробежалась пальцами по земле, с трудом сохраняя равновесие, снова нырнула в развороченную почву. Ворон с интересом наблюдал за ее манипуляциями, он даже замолчал на время, но когда кисть исчезла в земле, хрипло заголосил вновь. Из земли вылетел тяжелый армейский башмак, тронутый тлением. Башмак размашисто врезался в ворона, в разные стороны полетели перья. Ворон цепкими лапами схватил башмак, тяжело поднялся в воздух. Редко взмахивая тяжелыми черными крыльями, ворон улетел в степь, где скалились беззаботно и весело собранные в огромную груду черепа.

— Запах, однако! — клацнул зубами один череп.

— Запах! — передразнил второй. — У тебя и носа-то нет. Какой запах?

— Носа нет, — невозмутимо согласился первый череп. Во лбу черепа змеилась трещина. Не иначе ударили кистенем. — Носа нет, а воображение есть.

— Воображение, как говаривали древние, прекрасный крылатый конь, который переносит разум от серого существования к радужным волшебным берегам фантазии! — чеканно сформулировал череп с испорченными кариесом зубами.

— Несешь разную ерунду, — лениво сказал второй череп, из затылка которого торчал обломок стрелы. — Носа нет! У тебя ничего нет, даже весь остальной скелет неизвестно где. А зубы? Это не зубы, а сплошное недоразумение. А мозги? Ну скажи, где твои мозги? Где?

— Мозгов у меня и при жизни не было, — рассудительно сказал череп с испорченными зубами. — Были бы мозги, стал бы я в ополчение против татар записываться? А скелет? Ну что скелет! Не в костях счастье!

— Эх! — сказал череп со стрелой, хотел добавить еще что-то, но вовремя сообразил, что махнуть рукой все равно не удастся, да что там говорить, даже костями не загреметь! А как хотелось ворона по полю погонять!

Пришел мрачный человек в деловом костюме и нарукавниках, сел рядом с горой черепов, защелкал на абаках, ловко перебрасывая недовольные черепа из сложившейся кучи в новую, поднимающуюся с каждым новым черепом.

— Семьсот сорок пять штук, — сказал он, глядя в серые небеса. — Семьсот сорок пять загубленных русских душ!

— Извините, — щелкнул нижней челюстью один из черепов. — Семьсот сорок четыре. Я лично из татар. Казанские мы.

— А чего в общей куче? — сумрачно и досадливо осведомился мрачный человек, недовольный тем, что в его работу вкралась ошибка.

— Так не спрашивали! — уныло прошамкал татарский череп.

Прилетел назад ворон, держа в когтистых лапах тяжелый армейский ботинок, долго кружил над незадачливым счетоводом, потом спикировал вниз. Меткий удар тяжелого ботинка пришелся счетоводу по голове.

Счетовод выругался и погрозил ворону худым кулаком.

— Nevermore ! [2] Никогда ( англ ). — хрипло и презрительно каркнул ворон.

— Интересно, зачем нас здесь собрали? — не обращая внимания на карканье, сварливо осведомился череп с испорченными зубами.

— Говорят, художник один с нас картину собрался рисовать, — сообщил череп со стрелой.

— Ничего подобного, — возразил череп с трещиной. — Мастерскую собрались открывать по изготовлению чаш. Украсят нас золотом, каменьями драгоценными, а потом какой-нибудь дурак будет из нас вино хлестать!

— Сам ты дурак безмозглый, — сказали из груды. — Князь Владимир решил подарок другим князьям сделать. В каждый череп по гадюке. Сюрприз, однако!

— Для этого нужны конские, — деловито возразил череп со стрелой. — И не просто конские, а череп любимого коня. Я правильно говорю?

Его никто не поддержал.

Счетовод пожал плечами.

— Мне об этом ничего не известно, — сказал он. — Сказали — иди, посчитай. Я посчитал.

Мимо проскакал всадник на вороном коне с кистенем в руках. Остановился и с выражением сказал, одобрительно разглядывая груду черепов:

— О поле, поле, кто тебя усеял мертвыми костями?

— Вот гад! — возмутился череп с трещиной во лбу. — Сам же и усеял. В прошлом году. Князья дерутся, а у холопов черепа трещат!

Всадник ускакал, укоризненно покачивая головой в остроконечном шлеме и помахивая кистенем.

За ним появился еще один — с мечом-кладенцом. Чуть попозже неторопливо проехал третий, меланхолично наигрывая на гуслях душещипательную жалобную мелодию.

— Богатыри, — сказал череп с трещиной. — Ерусланы. Ищут, где голову сложить.

— Вы, колобки, — сказал третий всадник. — Помалкивайте!

— Памятник будут делать, — не обращая внимания на всадника, сказал череп со стрелой. — Памятник жертвам политических репрессий времен феодальной раздробленности Руси.

— Пепельниц понаделают, — возразил еще один из гущи груды. — Они ведь сейчас так и говорят, мол, стар убивать — на пепельницы черепа!

— Это у них запросто, — недовольным голосом сказал череп со стрелой. — Сначала стрелу в затылок выпустят, а потом начинается: «Стар убивать! Хватит междоусобицы! Протянем друг другу…» — и осекся.

— Вот-вот, — многозначительно сказал череп с трещиной. — «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем!» И что мы имеем в Камбодже? Слезы!

— Тот еще русский! — недовольно сказал череп со стрелой. — Слышу родимый голосок. Что у вас было с пятым пунктом, извините, не знаю, как вас и называть, картавый вы наш? Давно из Хазарии?

— С пятым пунктом у нас все хорошо, — сказал череп с трещиной. — Дедушка — член РСДРП с одна тысяча девятьсот пятого года. Потомственный логопед. Мама русская, отец — юрист.

— И ведь не проверишь, — с досадой сказал череп со стрелой. — Раньше просто было — штаны спустишь и сразу все ясно, никаких сомнений.

— Я вас всех сам без штанов пущу, — сказал череп с трещиной. — К Индийскому океану.

— Nevermore! — хрипло каркнул ворон.

По взъерошенному виду ворона сразу видно было — хотелось ворону принять участие в разговоре, только вот не слушали его, совсем не слушали.

Опять проскакал тяжело и азартно всадник с кистенем. За ним все тот же — с мечом-кладенцом. Третьего — с гуслями — не было видно. Наверное, кому-то играл. Он предпочитал совершать ратные подвиги в чужих постелях.