Сергей Синякин - Фантастическая проза. Том 3. Поезд в один конец

— А то, — сказал я с гордым сожалением. — Даже выпить найдется.

Смахнув ее барахло на стул, я лег на диван.

Было о чем подумать.

— Адька, — Элка выглянула с кухни. — А откуда у тебя светорубы? Ты что, и в самом деле бесов ухлопал?

— Нет, — сказал я, не глядя в ее сторону, — они сами мне их принесли. В подарок на день рождения.

События вышли из-под контроля, это было бы ясно даже ежу, окажись он в нашей ситуации. Положение было ужасным. Беспокоило меня многообещающее заявление Петровича: обиженные менты так роют землю, что можно не сомневаться — рано или поздно он нас найдет. На эту квартиру я точно никого не таскал. Точно? Я начал перебирать время с того дня, как приобрел квартиру. По всему получалось, что ни один из моих знакомых на квартире не был. Это меня немного согрело. Ушли мы с Элкой лихо, думается, что в подземку за нами никто не последовал. В конце концов, у этих козлов из гестапо времени не было, чтобы подумать и предпринять какие-то шаги по наблюдению за домом. Ой ли? Ведь пасли дом, точно пасли, раз были уверены, что Элка дома. Сняли они наблюдение, когда оцепили дом? В этом я уверен не был. С другой стороны, если бы наблюдение за домом велось, нас бы уже и здесь достали. Временное затишье внушало надежду.

— Иди, — позвала с кухни Элка. — Блюдо, конечно, не ресторанное, но есть можно.

И потянулась у нас совсем непонятная жизнь.

Может, это кому-то и в кайф, но мне поперек горла безделье. Сидеть целыми днями дома, ничего не делать, лишь тупо смотреть телевизор. И терпеть, что тебе вешают лапшу на уши, что может быть хуже? Первое время мы с Элкой занимались любовью, потом и это надоело. Мы с ней лежали, смотрели телевизор и вели неторопливые разговоры. — Как ты в Европы-то попала? — поинтересовался я.

— А я из перемещенок, — сказала Элка. — В сорок третьем родителей в Германию угнали, там я и родилась. — Хреново там было?

— Ну как тебе сказать, — Элка задумчиво гладила мою грудь. — Пиво было. Папаша его вдоволь попил. Ну, и не голодали в общем. Но ведь сам понимаешь — не дома. Обидно было, что за человека тебя не считают. Но отец рассказывал, это недолго было — до бесов. Как вторжение началось, так немцам стало некогда свое превосходство демонстрировать. А потом и сам фюрер в одном из лагерей исчез, на его место папа Манштейн пришел, ну тогда вроде легче стало. Все развалилось, кое-где все довоенное восстановилось, в иных местах, как вот у вас, независимые зоны на месте оккупационных остались. — А в бюро ты как попала?

— Присмотрели, — сказала Элка. — Они людей заранее подбирают. А с десяти лет переводят в специальные детские дома, там сразу начинается воспитание и спецподготовка. — А если бы тебе не понравилось? Ну не захотела бы ты?

— Там такого не бывает, — строго сказала Элка. — И потом, что значит — не захотела? Борьба с преступностью есть святая обязанность каждого члена общества, избранный бюро посвящает этой борьбе всю свою жизнь — от избрания и до смерти.

— Чеканная формулировочка, — сказал я задумчиво. — Знаешь, я тебя даже подозревать не мог, так ты себя вела, ну просто блондиночка в чистом виде. Этому тоже учат?

— Дурой прикидываться? — улыбнулась Элка. — А ты думал?

— А что у вас насчет бесов базарят? Ну, откуда они на нашу голову свалились?

— Разное говорят, — наморщив чистый лобик, сказала Элка. — Ты что-нибудь об Эйшмюллере слышал? Видная шишка был в немецком «Аненербе». Так у них институт один назывался, который магией и вопросами крови и наследственности ведал. Вроде этот Эйшмюллер однажды теорию выдвинул о параллельных Вселенных. Ну, параллельные так параллельные, нам-то от этого не холодно и не жарко. Но он же дойч был, настойчивый, гад, как Кант, начал копать дальше. Доказал, что если параллельные Вселенные подчиняются законам, выведенным Лобачевским, они просто обязаны иметь точки пересечения. Эйшмюллер их назвал перекрестками. И начал он искать такой перекресток. Дуракам счастье — он этот перекресток прямо в Берлине нашел, в районе Тиргартена. Начал он регулировать движение на этом перекрестке. Вот бесы и пришли. Не из ада, конечно, из этого самого параллельного мира. Только теперь нам от этого то холодно, то жарко. Я еще совсем маленькая была, когда вторжение состоялось. Мало чего помню, но как танки на подступах к Берлину полыхали, я хорошо помню. И бесов, которые толпы пленных эсэсовцев гнали, тоже никогда не забуду. Мы тогда в Мюллендорфе жили, прямо под Берлином, родители на ферме батрачили.

— Как ты думаешь, надолго они к нам?

— Откуда я знаю? — удивилась Элка. — Я, Адик, всего лишь оперативник, к аналитике отношения не имею. Может, навсегда они у нас окопались.

Оперативник! Я едва не хмыкнул, но все-таки сдержался, вспомнив, как хладнокровно и спокойно она вела себя при бегстве от гестапо. Да любая баба пять раз с ума бы от происходящего сошла, а эта даже шмотки свои не забыла, косметику и ту в сумку бросила, да что там говорить, туалетные принадлежности не забыла! Да и в норке моей она себя спокойно ведет, не мельтешит, не порывается скорее из города уйти, понимает, что в норке спокойнее.

Кстати, о шмотках. Надо было что-то срочно покупать, что-то неброское, малозаметное, отличающееся от Элкиных вечерних туалетов. А для этого надо было обязательно рискнуть и выйти в город. Ждать, когда мы обрастем и внешний вид свой изменим хотя бы частично, у нас, скорее всего, времени не было. Городок у нас невеликий, и если задаться целью в нем кого-то найти, то обязательно все у тебя получится. А мы с подругой оказались в фокусе внимания сразу трех команд — гестапо, милиции и бесов, и встреча с каждой из них чревата для нас неприятностями. Особо про нас по телевизору не говорили, но в криминальных хрониках портреты уже показали и доложили общественности, что разыскиваются особо опасные преступники, поэтому в городе, особенно из числа наших знакомых, обязательно найдутся иуды, которые сдадут нас, не задумываясь, — вознаграждение, объявленное за нас, выглядело прилично даже для богатого человека. Вот тут я и пожалел немного, что вращался в таких компаниях, у которых в душе ничего святого нет. Не было у меня знакомых, на которых можно было опереться без боязни, что тебя тут же продадут. Подумав об этом, я сразу же вспомнил о Марии Никитичне. Соседка могла бы рассказать, что происходит у меня дома, наверняка с ней уже беседовали и менты и гестаповцы, но звонить из норки ей было нельзя, хотя старую сим-карту я все-таки сохранил. В свое время Петрович в целях повышения моего профессионального уровня рассказал, как можно вычислить по интенсивности радиосигнала и приближенности к передающей станции приблизительный район, откуда звонят. Теперь, наверное, локти себе кусает за излишнюю откровенность. А я понимаю, что должен рискнуть и выбраться подальше, чтобы позвонить соседке. И лучше это сделать в вечернее время.