Сергей Синякин - Фантастическая проза. Том 3. Поезд в один конец

Положа руку на штаны, бесы мне нравились больше. И на людей они чем-то походили. Ну подумаешь, кости носа и подбородка срослись, ну подумаешь, морды у них лошадиные. Зато они разговаривать могли, характер почти человеческий имели…

Тут я вспомнил, как бесы совсем недавно на Мясницкой толпу людей вырубали, и мне стало стыдно. Впрочем, медузы ничем не лучше были, вон они как с бесами расправлялись сегодня на площади, смотреть страшно было! «А с людьми? — спросил меня внутренний голос. — Ты хоть раз видел, как они расправляются с людьми?» Нет, этого я не видел, я вообще медуз два раза видел, один раз, когда в баре сидел, а второй раз, когда в этот дурацкий поединок с ней ввязался.

Тут я разозлился. Какое дело мне до бесов и медуз? И те, и другие — пришельцы, которых надо гнать к чертовой матери, пока они людей с лица земли не стерли. Наш это мир, а не их! Хотя что бы изменилось? Папашка рассказывал, что до Лихолетья у нас тоже оккупация была, только вестерами. Радостей мало, под Киевом, по рассказам, евреев расстреливали, пленных солдат из восточников голодом морили, а уж бомбили как — иной раз на весь город целого дома не оставалось. Оно и хорошо, что под Сталинградом вестерам по сопатке дали, а тут ее и вторжение бесов началось. Иначе и представить себе трудно, чем бы все закончилось! Фатер мой не раз говорил: «Адька, самый страшный хищник на Земле — человек. Ему никто в подметки не годится. Только он убивает из удовольствия, остальные это делают только по необходимости. Человек азартен — в этом самом азарте он вообще над собой контроль теряет, на кон в игре может поставить жену, семью, даже человеческую жизнь, чтобы отыграться. В таком состоянии с человеком общаться смертельно опасно, зарежет, даже не за две копейки, а за понюх табаку!» Все папашка правильно понимал, одного не сообразил, что за серьезные деньги взорвать могут. А может, и понимал, только увернуться не успел.

Пока я обо всем таком размышлял, на дворе стало совсем темно, люди потихонечку разошлись, и стало на дворе, как на кладбище, — спокойно и тихо. И чем спокойнее и тише становилось во дворе, тем меньше мне хотелось идти в квартиру. Покойный папа не раз мне говорил: «Сынок, делай то, что тебе хочется. Если душа противится — не делай, обязательно влипнешь в неприятность».

Я вглядывался в темные провалы окон и все жалел, что нет у меня бинокля. Бинокль бы мне здорово помог. Но не было у меня бинокля! А так, простым глазом, ничего особенного в квартире не было видно, никаких теней, никаких движений, одним словом, ничего, что свидетельствовало бы о возможной засаде.

Я спустился по лестнице, пересек пустынный двор и тронул дверь подъезда. Не иначе мне мой ангел-хранитель ворожил. Я уже готов был шагнуть в подъезд, когда небо над домом высветилось. Невольно я посмотрел наверх и замер от неожиданности — над квадратным периметром двора висела уже знакомая мне медуза с голубоватыми полупрозрачными щупальцами, по которым тягуче и ртутно падали во двор светящиеся капли. И звуки слышались, словно крупные капли дождя разбивались о землю. Оцепенение мое длилось недолго. Я быстро пришел в себя и юркнул в соседний подъезд. Вовремя я это сделал — из моего подъезда с воплями выскочили насколько бесов в боевом облачении со светорубами наготове. Они закружились по двору, пытаясь достать медузу, а я хладнокровно наблюдал за их схваткой и прикидывал, как мне лучше уйти. Несомненно, бесы ждали меня, но появление медузы спутало им все карты. Ну терпеть они медуз не могли! Эта их ненависть давала мне возможность уйти незамеченным, надо только было выбрать подходящий момент. И тут я сообразил, что у меня появилась возможность попасть в квартиру.

Держась стенки, я проскользнул в свой подъезд, стараясь не топать, поднялся по лестнице. Дверь в квартиру была широко распахнута, как ее только бесы с петель не сняли!

В квартире было темно, под ногами что-то противно похрустывало, но я и без света прекрасно обошелся. Встав на ванну, я потянул решетку на себя и почувствовал в руках приятную тяжесть сумки. Извлечь ее из вентиляционного отверстия было минутным делом. Первым делом я достал из сумки деньги и сунул их во внутренний карман сумки. Пухлая пачка денег сразу же придала мне уверенности в будущем. В боковой карман легла тяжелая рукоять светоруба.

Потом я прошел в зал, сунул в сумку пару байковых одеял, которые валялись на диване.

Можно было уходить.

Однако спускаться по лестнице я не стал. Наоборот, я пошел наверх. Зря я, что ли, квартирку себе присматривал? Я еще при первых осмотрах все изучил. Поднявшись на чердак, я прошелся по мягко пружинящему утеплителю до люка, который вел в крайний подъезд, спустился по лестнице и прильнул к грязному мутному стеклу. Бесам из засады пришла помощь — несколько коробов с тяжелым гудением кружили вокруг медузы. Медуза лихорадочно отбивалась щупальцами и испускала оранжевое свечение, которое облачно кружилось вокруг нее. Не знаю, что это было — излучение или газ, но один из коробов совершил неудачный маневр и врезался прямо в это облако. Последствия столкновения оказались для бесов печальными — короб покрылся трещинами и рухнул во двор. Вот теперь началась самая настоящая сумятица. Во дворе мелькали стремительные тени, кто-то зычно и хрипло выкрикивал слова команд, сверкали светорубы, слышались сдавленные стоны раненых и призывы о помощи. Первый раз я слышал, чтобы раненые бесы просили о помощи! Но вся эта суматоха была мне на руку. Вдоль стены я добрался до арки, которая вела со двора на улицу, огляделся и, не заметив ничего подозрительного или опасного для себя, пересек улицу, оказавшись в сквере, где меня выручали деревья и кустарники, которыми в свое время муниципалитет позаботился озеленить город.

Теперь можно было подумать и о ночлеге.

Но прежде следовало решить еще один вопрос. Поколебавшись, я вставил в телефон старую «симку» и набрал номер.

— А-а, Пурга, — словно и не удивившись моему звонку, сказал Петрович. — Сдаваться решил? Так не советую, сам знаешь, что с тобой бесы сделают. Про гестапо я уже и не говорю, для них ты враг номер один, злостный нарушитель государственности. Вывернут, как варежку.

— Элка где? — спросил я.

— Где-где, — Петрович говорил медленно, и я не сомневался, что сейчас он дает отмашку своим спецам, чтобы выяснили, где я и откуда звоню. Дурачок, быстро такие вещи не делаются, это мне специалисты из «Крайтерорг» на пальцах объясняли. Но поспешать, разумеется, стоило.

— У меня она, — признался Петрович. — В надежном месте, конечно. А у тебя, Пурга, губа не дура, цыпочка волнений стоит. Ты ее как — за деньги драл или по любви?

Конечно же я понимал, что он специально со мной так говорил, хотел из равновесия вывести. Чтобы я напылил, наговорил ответно разных обидных слов, а в горячке о времени забыл. Молодец капитан, но ведь и мы не пальцем деланы!