Сергей Синякин - Фантастическая проза. Том 2. Младенцы Медника

— Лежать! — шалея и холодея от собственной смелости, крикнул Земляков. — Лежать, а то я вас, уроды, на пять метров под землю зарою и еще забетонирую!

Покойники озадаченно замолчали. Было слышно лишь, как шуршит земля да неожиданно всхлипнула на дереве перепуганная сонная птаха.

— Мент! — удивленно сказал первый покойник.

— Мент! — озадаченно подтвердил второй. — Только какого лешего он в полночь по кладбищу разгуливает?

— Сторожит, наверное, — подумав, сказал первый.

Они снова зашептались.

— Хорош сговариваться, козлы, — сказал Земляков. — У меня две обоймы, в ваши же ящики и уложу!

— Уложит! — согласился один из покойников. — Ты только глянь, как у него руки трясутся!

— Кровососы! — с отвращением обозвал Земляков аборигенов. — Нет чтобы лежать спокойно, вам кого-то еще попугать захотелось. Что вам не лежится?

— Так ведь осень уже, — сказал второй покойник и кашлянул. — Ты уж не серчай. Ну перепили малость. Обычное дело.

— Вылазь по одному, — приказал младший лейтенант. — И руки над головой держите.

Не покойники это оказались, а местные алкаши. И слава Богу, Владимир Земляков перепугался к тому времени так, что уже за себя не ручался.

Первым из кустов вылез уже известный участковому Толик Корепан все в том же пиджаке, надетом на синюю майку. За ним, смущенно улыбаясь, выполз его дружок Сеня Хмурый. Даже при лунном свете было видно, что он так и не побрился.

— А-а, младшой, — с видимым облегчением узнал Землякова Толик. — Ты пистолетик-то опусти, незаряженное ружье и то раз в год стреляет. А у тебя, сам говоришь, целых две обоймы.

— Ты мне не указывай, — сказал Земляков, но пистолет все-таки опустил. — Ну, какого лешего вас сюда занесло?

Толик Корепан поежился. Ночная прохлада давала о себе знать. Все-таки сентябрь шел, даже при луне были видны облачка пара, вырывающиеся при дыхании и разговоре.

— Так замирились мы, — сказал Толик. — Замирились мы с этим журналистом. Сначала дело чуть до драки не дошло, а потом ничего — договорились!

— Точно, — подтвердил Сеня, сжимая и разжимая кулаки.

— Мы ему содействовать обещали, — сказал Толик. — А он, значит, авансом, в счет будущих заслуг, нам с Сеней литрушку поставил. А куда с ней? Домой не пойдешь, там жены у каждого хуже, чем СМЕРШ какой. У магазинов менты… извиняюсь, ваши то есть, свирепствуют. Ну и подались на кладбище. Здесь уютно и не гоняет никто, старушки поминальные конфеты с печеньем подают… Какая ни то, а закусь! А тут как раз кто-то картонные коробки от холодильников припер. Мы и прилегли. Уют, как в однокомнатной квартирке. Кто ж знал, что и вас сюда потянет? А вы здесь по делу или просто — поглядеть или знакомых навестить?

— Знакомых днем навещают, — хмуро сказал Земляков. — А глядеть… Ну, на что здесь глядеть? На кресты, что ли?

Конечно, участковый был раздосадован, но к этому чувству добавлялось еще и облегчение. Приятно, когда все твои страхи оказываются беспочвенными и материалистический взгляд на мир одерживает победу над идеалистическим мировоззрением. Нет на свете никаких вампиров — и баста!

— Ладно, — сказал он, пряча пистолет в кобуру. — Значит, выпили?

— Ну, — подтвердил Сеня. — Обычное дело, командир!

— Идите по домам. Будете по кладбищу шастать, я вас на сутки загоню. Ясно?

— Как белый день, — повеселел Толик Корепан. — Считай, командир, мы уже дома, в люльке. А может, вам пособить надо?

— В дружинники хочешь записаться? — Земляков стоял спиной к луне, и от этого лицо участкового казалось черным. — Народная дружина пьяной не ходит.

— Наше дело предложить, — с видимым облегчением сказал Толик.

— Эт точно, — поддакнул Сеня.

Некоторое время Земляков следил, как они исчезают в ночной тьме. Сначала исчезла нижняя часть тела каждого из неудавшихся дружинников, потом медленно растаяла верхняя часть, и только удаляющиеся голоса еще слышались в ночи.

— И что мы теперь журналисту скажем? — басил Семен.

— А то и скажем, — тоненько, но с апломбом отвечал Толик. — Правду скажем. Извиняйте, товарищ-господин, все делали, как уговаривались. Кто же знал, что кругом будут менты? Сами еле от суток ускреблись. Вот ты скажи, мог этот милиционер на нас протоколы составить?

— Запросто, — соглашался Семен. — Это ему, как тебе два пальца облизать. Не люблю ночевать в вытрезвителе, там простыни всегда влажные и запах поганый.

Земляков присел на пенек, медленно повернулся к могиле инженера Иванкина и едва не заорал от ужаса. Могила светилась! Выглядело это так, словно в земляном холмике, упокоившем душу и тело покойного инженера, были мелкие трещины, и теперь сквозь эти трещины сочился свет, словно инженер Иванкин в своем бесплатном гробу книжку читал.

Свечение длилось недолго. Земляков только сморгнуть успел, а на кладбище опять было темно, и холмик могилы был едва различим при свете луны, а вокруг стояла такая напряженная тишина, что слышно было, как лениво брешут собаки на другой стороне Кулибинска.

И тут на западной окраине грохнуло, затрещало оглушительно и беспощадно, и в разные стороны праздничным салютом полетели снопы искр.

Тут и гадать не приходилось — кто-то попытался с лэповской линии алюминиевые провода снять на металлолом, да, к своему несчастью, по технической неграмотности или неловкости фазой ошибся.

Утром на начальника отдела подполковника Кружилина было лучше не смотреть.

Вроде и день был погожий, солнечный, и на линии электропередачи обошлось без жертв. Пострадавший, конечно, имелся, но отделался всего лишь ожогом на том месте, которое в галантные времена называли афронтом, а в баснях именовали полной противоположностью лица. Летел он с десятиметровой высоты, но не зря говорят, что у жуликов и пьяниц свои боги, — ничего он себе не сломал и даже до больницы самостоятельно добрался. Младший лейтенант Земляков таких идиотов не понимал, ведь знал же этот алкаш, что линия под напряжением! Знал, а все-таки полез, хотя и выручка обещала быть мизерной — едва ли на три бутылки водки хватило бы снятого провода. Так его еще обжигать от изоляции надо, рубить на куски, чтобы на приемном пункте взяли! И ведь из-за этого козла весь город неделю сидел бы без света! Поэтому после излечения ему предстояло из пострадавшего превратиться в обвиняемого. А вот нечего по ночам на линии электропередачи лазить!

Но не это сейчас занимало внимание участкового.

— Ну, Земляков, — сказал подполковник в ответ на утреннее приветствие, — у меня от тебя одна головная боль.

Спрашивается, а при чем тут участковый? У Землякова все было в порядке, планы работы на каждый день он составлял, профилактическую работу вел, даже в раскрытии преступлений участвовал. А вы думаете, опера раскрыли кражу из столовой песчаного карьера? Как бы не так! Земляков ее раскрыл совместно со своим негласным аппаратом из числа доверенных лиц! Говоря откровенно, в этом случае Земляков немного лукавил. Ну пришел к нему утром сосед по фамилии Босых, попросил опохмелиться, а то ведь руки так тряслись, что ноги в сторону работы не передвигались. Из жалости, исключительно из жалости участковый Земляков налил ему сто пятьдесят под соленый огурчик, хорошо мать постоянно в доме водку для компрессов держала. Желая отблагодарить соседа, Босых и поделился с ним — мол, у Антона Щекотихина дома водки нет, а вот шоколадных конфет завались, коробками в сарае стоят. Ясное дело, у простого российского гражданина шоколадные конфеты целыми коробками в сараях не лежат. Земляков не поленился зайти к Щекотихину, которого знал, как нечестную на руку босоту, и раскрыл таким образом ночную кражу из столовой. Пока «электромонтер» пытался провода с высоковольтной линии стырить, Щекотихин, который был в курсе его планов, отправился прямо к столовой. Дождался, когда «коллега» городок обесточит, и, не опасаясь сигнализации, спокойно срубил замки на входной двери. Денег в столовой, конечно, не было, поэтому пришлось брать что под руку попадется — окорок на пятнадцать килограммов, семь коробок конфет, полмешка картошки, ну и по мелочам. Все это он отвез домой, взяв у знакомого «Москвич-пирожок». Да вот не повезло ему — Ивана Босых не похмелил. Но, ясное дело, истинную картину происходящего младший лейтенант никому не раскрыл, оформил через доверенных лиц.