Сергей Синякин - Фантастическая проза. Том 2. Младенцы Медника

— Работящая бабонька, — игриво сказал Бафомет. — Я смотрю, ты здесь устроился как в Аду. Не удивлюсь, что тебя уже и домой не тянет. Как, Ибрас, не тянет? Не видишь во снах котлы родного Ада?

— Я серу ночами нюхаю, — сознался Ибрас. — Веришь, к металлургическому заводу подойду, дым нюхаю. И кажется, что глаза открою, а я дома…

Бафомет негромко засмеялся.

— Нравишься ты мне, — сообщил он. — Ты не волнуйся, доложу о тебе в самых благожелательных тонах. Считай, что тебя уже простили. Шутка ли, православного священника под договор подвел! Можно сказать, герой нашего времени. Все твои прегрешения в свете этого покажутся нелепым недоразумением. Но и тебе придется немного постараться, Ибрас. Ты уж не теряй темпа, работай, работай! Последнее время народ под договора охотно идет, нравы на Земле такие, как говорится, люди гибнут за металл! Что от тебя требуется? От тебя требуется, чтобы ты постоянно был на виду. Показатели держал, шумиху вокруг себя определенную организовывал. Как говорят по ту сторону земного океана: без паблисити нет просперити, усек?

— Тут ко мне на днях один местный политик подкатывал, — сообщил Ибрас. — Очень ему на выборах губернатора победить хотелось. Предлагал сотрудничество. Я вот и подумал, есть тут одна партия «Едоруссы», вот бы с их лидерами пообщаться. Политик в азарте не то что душу, семью заложит!

— Ты не глупи, — строго сказал Бафомет. — Сам должен понимать, эти люди давно уже отработаны… У них еще с прошлых времен договора на исполнении. Просто длительные контракты. Так что рекомендую — даже не пробуй!

На кухню, где они сидели, вышла усталая суккубка Лариса в распахнутом халате, недовольно оглядела обоих, попила воды из литровой банки, прикрытой пластмассовой крышкой.

— Крови настоящей не попробуешь, — в пространство сказала она.

И снова скрылась в своей комнате.

— Ладно, — сказал Бафомет. — Мне завтра обратно отправляться. Ну, развлек ты меня немного. Так и доложу по инстанции: мол, проверен, показал себя идейно выдержанным, стоящим на страже интересов родного Ада!

Ночью Ибрасу снились ряды котлов, пар, мясистые рожи грешников, юркие стайки бесов, многомиллионная дискотека в Дисе на площади Падших Грешников, лик Самого, занимающий большую часть небосклона.

Грешники почему-то пили пиво.

А утром, с отлетом Бафомета, потянулись серые трудовые будни. Только теперь Ибраса согревала мысль, что о нем помнят, его ценят, и, быть может, изгнание не будет слишком уж длительным.

В этот же день Ибрас заключил еще одну сделку. Бизнес есть бизнес. Только на этот раз удовольствия сделка ему не доставила.

Пришел старичок, из тех, кто, как говорится, на ладан дышит и крышку котла уже в руках держит. Старичок изъявил желание заключить сделку. Поначалу Ибрас думал, что старичок будет требовать чего-то невероятного: возвращения половой активности и успеха у женщин до двадцатилетнего возраста, строительства дворца, в котором бы он прожил остаток дней на манер шахиншаха. Однако старичок оказался скромным в желаниях — потребовал два миллиона за действительно безгрешную свою душу.

Осторожно осведомился:

— Ветеранам труда льготы предоставляете?

На вопрос Ибраса, что его заставило пойти на сделку, старичок ответил с грустной прямотой:

— Так я ведь из-за внуков пришел. Им дальше учиться надо, а денег нет. Вот я и подумал, да что там моя душа, главное, чтобы дети да внуки счастливы были. И потом, что такое вечные мучения, после того что мы испытали? Я же войну прошел, плен, в концлагерях сидел, после войны в российской деревне жил. Ты ведь даже не знаешь, сынок, какая это была мука — жить в голодной и холодной деревне после войны, пострашнее Ада будет. Что ж, притерпимся как-нибудь, всю жизнь терпели.

И Ибрас понял — этот притерпится. Такие люди без особых протестов и стенаний пережили такие мучения, перед которыми смола да сера невинными забавами покажутся. А вы на женах своих весеннюю хлябь распахивали? Килограммом пшена месяц жили? На работу в нестерпимые зимние холода за пятнадцать верст каждый день хаживали? В немецких каменоломнях за тарелку баланды работали? В советских лагерях за пайку хлеба лес рубили?

Договор он со старичком все-таки подписал, хотя можно было и не подписывать — старичку предстояло через неделю помереть, а уж куда он из Чистилища попасть мог, только вышестоящим инстанциям и известно. Вполне могли и на договор наплевать. Так что Ибрас своего рода благотворительный поступок совершил, пусть это в Аду и осуждалось самым строжайшим образом.

Впрочем, лишняя душа еще ни одному черту не мешала.

И перспективы радовали — бизнес разворачивался, в Аду он опять был на хорошем счету, скорое возвращение в родные пенаты грели душу. Ибрас мечтал вернуться! Возвращение он представлял себе так — площадь Падших Грешников, возбужденная толпа грешников и Сам — дарующий прощение и разрешающий Ибрасу то, что другим демонам и бесам просто не дозволялось — держать хвост торчком в присутствии высшего руководства.

Предпосылки к тому имелись.

Жизнь прожить — не поле перейти.

А описать эту жизнь — задача совсем уж не из простых. К творчеству Георгий (Юрий) Письменный пришел не сразу. Все началось еще в детстве. Маленький Гоша (Юрик) любил составлять справки, мандаты и другие документы, которые он украшал угловыми штампами и печатями всевозможных организаций. Иногда исполненные им документы попадали на глаза матери или — что хуже — отцу. За творчество мальчугана нещадно пороли, но постепенно мастерство взяло свое — после того как Гоша (Юра) выписал отцу больничный лист, который прошел строгую экспертизу отдела кадров ПМК-1215, отец потрепал талантливого мальчугана по голове и сообщил окружающим: «Весь в меня! Помяните мое слово, из мальчишки выйдет толк!» Толк и в самом деле быстро вышел. Однажды одноклассникам на глаза попалось удостоверение, которое Гоша (Юра) выписал себе. Согласно удостоверению шестиклассник Письменный являлся замаскированным агентом КГБ с многолетним стажем. Над мальчуганом дружно посмеялись, и за ним прочно закрепилась кличка «Шпион», которая сопровождала его до самого окончания школы. После школы Письменный поменял несколько профессий, прежде чем понял — самым выгодным делом является литература, освященная Союзом писателей. Ты сидишь, а денежки идут! Муки творчества были хорошо знакомы Письменному, как и опасности, подстерегающие мастеров словесности на творческом пути. На заре своей творческой карьеры он перепечатал несколько сценариев, опубликованных в сборниках, выпускаемых комитетом по кинематографии, и отправился по киностудиям пристраивать их. Его не смущало, что сценарии написаны другими людьми, затраченный на перепечатку труд должен был окупиться. Он довольно удачно окучил Одесскую киностудию, получив там аванс, и отправился в Молдавию, продолжить сеяние разумного, доброго и вечного. В это самое время одесситы обнаружили подлог. Лучшие мошенники всегда проживали в Одессе или происходили из нее, поэтому одесситы были оскорблены в лучших чувствах.