Сергей Синякин - Фантастическая проза. Том 1. Монах на краю Земли

Кторову все это не нравилось, но он был из той же стаи, а потому вынужден мириться с происходящим.

У него был в гостинице номер, но это еще ничего не значило. Иной раз на нескольких человек выделялся один номер — все равно большую часть времени люди находились в командировках. Случалось и такое, что ответственный работник, возвращаясь в номер, который считал своим, обнаруживал на постели небритую личность, только что вернувшуюся из Сибири или еще более отдаленных мест, а то и просто освобожденную из тюрьмы предписанием ВЧК или юридического отдела Совнаркома.

Обижаться не приходилось.

Все были товарищи, все делали одно дело — приближали мировую революцию.

В артистических кафе за самогоном и морковным, приторным от сахарина чаем прыщавые длинноволосые молодые люди с завыванием декламировали Александра Блока:

Понятное дело, любой из них был горазд помахать наганом перед носом испуганного обывателя, но на фронт никто бы из них не поехал ни за какие коврижки.

К удаче Кторова, номер пустовал, и он отпер его своим ключом. Воды, разумеется, не было, ее давали по выходным дням, и не в номера, а в особую ванную комнату, куда пускали за отдельную плату. Но Кторов оказался рад и этому. Его чемоданчик тоже не тронули, немудреные пожитки лежали на прежнем месте. Кторов побрился, глядясь в маленькое зеркальце и поливая себе из графина над кадкой с фикусом.

Разведчик — не профессия, это состояние души.

Большую часть времени разведчику приходится балансировать на остром лезвии бритвы, быть своим среди чужих и чужим среди тех, кто тебе духовно близок. Приходится выворачивать душу наизнанку, даже думать ты должен так, чтобы мысли твои не вызывали подозрения у окружающих тебя врагов.

Разведчик — человек, личная битва которого продолжается независимо от того, мир ли вокруг или полыхает пожар войны. И неизвестно еще, что труднее — быть среди врагов в суровое военное время или во время передышек, стыдливо называемых миром. Редкие минуты отдыха, когда не надо было притворяться, Антон принимал за дар божий.

Спать не хотелось.

Кторов привел себя в порядок, надел свежую рубашку и вышел из номера. Бывший ресторан «Метрополь», знавший членов царской семьи, ныне превратился в обычную обжорку, где уже не спросишь «Шато де Бриньон» урожая одна тысяча восемьсот двадцать седьмого года, да и заливной осетрины или судака-фри, или, скажем, дьяблотены из камамбера не потребуешь, но можно было поесть сытно и недорого: комиссары о собственных желудках и кошельках постарались.

У входа в ресторан курило несколько человек, уже в изрядном подпитии, а потому багроволиких и косноязычно громкоголосых. Один из них — невысокий русоволосый молодой человек с приятным даже в таком состоянии лицом — о чем-то спорил со своим спутником. Тот не соглашался и размахивал руками. Устав убеждать его, молодой человек снял лакированную туфлю и несколько раз ударил ею своего собеседника по лицу, громко повторяя:

— Как я ненавижу тебя за твою клерикальность и богоискательство!

Его собеседник поднес к носу молодого человека увесистый кулак.

— Нюхай, нюхай, сукин кот, — сказал он. — На учителя руку поднял?

— Антон! — окликнули Кторова.

Он оглянулся. Окликнувший его багроволицый молодой человек в кожаной куртке с неестественно большой желтой кобурой на поясе приветливо помахал ему рукой.

— Какими судьбами?

В то же самое мгновенье Кторов его узнал. Перед ним стоял Яков Блюмкин, работавший в ЧК.

— Здравствуй, Яша, — сдержанно сказал Кторов.

— А мы тут с Сережей отдыхаем, — сказал Блюмкин, беспричинно поправляя кобуру на поясе. — Слышал, наверное? Есенин Сергей, чертовски талантливый человечище. Сережа, Толя, — сказал он, обращаясь к собутыльникам. — Знакомьтесь — Антон Кторов, наш человек и недавно оттуда, — выделил он интонацией.

— Яша! — укоризненно сказал Кторов.

— Да ладно тебе, — отмахнулся Блюмкин. — Проверенные товарищи, я за них лично ручаюсь. Знакомься — это Сергей, а это Толя Мариенгоф. Тоже незаурядный и, надо сказать, недурственный сочинитель. А вот это наш патриарх, фамилия ему — Клюев. Тоже пишет хорошие стихи. Можно сказать — гениальные. Хочешь выпить?

— Не хочу, — сказал Антон.

Нет, выпить можно было. Только вот компания ему не пришлась по душе. О Есенине он слышал не самое хорошее, хотя несколько стихотворений, опубликованных поэтом в «Красной ниве», Кторову понравились. Но стать участником очередной пьяной истории, в которую то и дело попадали поэты, ему никак не улыбалось.

— Забурел, забурел, — с явной укоризной сказал Блюмкин. — Ты не бойся, они теперь спокойнее стали. Я тут на днях Сереже расстрел показывал. Эрлих белых офицеров к Духонину отправлял. Очень этот расстрел на Сережу неизгладимое впечатление произвел. Ведь произвел, Сережа?

Блондин в лакированных штиблетах, еще недавно бивший одной из туфель одного из своих собутыльников, кивнул и радостно расплылся в пьяной улыбке.

— Только я не понял, зачем духовой оркестр играл, — сказал он. — Для торжественности, что ли?

— Чтоб крики глушить, — мрачно сказал Блюмкин и повернулся к Антону. — Не хочешь пить, и черт с тобой!

И компания устремилась в зал, отчего самому Кторову входить туда сразу же расхотелось.

На улице моросило.

У гостиницы мокли под дождем несколько извозчиков. Кторов сторговался с одним и отправился на Арбат, где в подвале двухэтажного дома располагалось артистическое кафе «Белая лошадь». Народ здесь собирался подозрительный и разнообразный — тут можно было наткнуться на налетчиков, празднующих очередной удачный грабеж, на продавца марафета, на длинноволосого анархиста, на проститутку из бывших гимназисток, но и с глупыми расспросами здесь никто не лез, и в компанию не набивался.

Кторову хотелось побыть одному. Уж больно необычную задачу перед ним поставили товарищи, хотелось все обдумать в одиночестве, но главное — привыкнуть к мысли, что это не из романов Уэллса и Бенуа, не фантазия старика Жюля Верна, а просто очередное задание, к которому следовало отнестись с неизбежностью и без особых удивлений. Мало ли что в жизни случается? Случается разное, порою даже такое.

— Девочку не желаете? — из сумрака зала ткнулся неопрятной бородой хитроглазый сводник. — Можно дворяночку, с родословной!

Словно собаку предлагал. Ишь, тварь, с родословной девочки у него! Но Кторов сдержался. Сутенер всегда под чьим-то присмотром. Затевать с ним ссору — себе дороже выйдет. Конфликты Кторову были не нужны.

— Не интересует, — сухо сказал он.