Сергей Синякин - Фантастическая проза. Том 1. Монах на краю Земли

Кипел-закипал русский котел на угольях братской вражды, и в котле том варилась не сталь — человеческий дух в ней вскипал, выплескиваясь в разных уголках страны несгибаемыми партизанами вроде Лазо, бесшабашного и мудрого батьки Махно, отчаянного и бесстрашного до сумасшествия белого барона Унгерна, отчаянных каппелецев, способных пойти в атаку под барабанный бой с пахитоской с зубах, дух человеческий являлся миру неистовым Львом Давидовичем Троцким или несгибаемым адмиралом Колчаком, сладострастным харьковским садистом Саенко и благородным разбойником Григорием Котовским. При желании каждый может продолжить этот ряд по собственному желанию и в соответствии со своими политическими воззрениями.

Порождением гражданской войны являлся и Антон Кторов.

Как и полагается будущему авантюристу, Антон Кторов окончил перед Первой мировой войной Одесское коммерческое имени императора Николая I училище. Учились там дети еврейских маклеров, иностранных купцов и сановитых поляков. В отличниках Кторов не значился, хотя и проявлял определенную склонность к историческим наукам и стихосложению и даже пописывал вполне недурственные романтические стишки, которые изобильно печатал в многочисленных одесских бульварных газетах, что давало ему возможность пить дешевые ординарные бессарабские вина в портовых кофейнях греков. На почве стихосложения некоторое время дружил с Валей Бачеем, Эдиком Дзюбиным и Юркой Олешей, но слишком пресная жизнь их казалась Антону неинтересной. Это были юноши школьного возраста, которые неуклюже скрывали, что они гимназисты и реалисты. Форменные пуговицы их курток были обернуты материей, пояса сняты, а разговаривали они специально выработанными жлобскими голосами, небрежно смягчая шипящие и произнося «е» вместо «о». При этом каждое слово произносилось с величайшим отвращением, как бы между ленивыми плевками в сторону. В конце концов пути их разошлись. В портовых кофейнях Антон научился неплохо катать шары, конечно, не до такой степени, чтобы состязаться с такими уважаемыми маркерами, как Пейсах Ангел или Григорий Михайлович Строс, но иногда обретенное мастерство позволяло Антону выигрывать партии у столь заядлых одесских бильярдистов, как художник Федоров и легендарный авиатор Уточкин, которому рукоплескала не только Одесса. С началом войны Антон ушел на румынский фронт рядовым солдатом, после Октябрьского переворота работал в одесской ЧК, где не сошелся во взглядах на контрреволюцию с ее руководителем Вихманом, после этого некоторое время подвизался в Наркомпросе, прислонялся, впрочем, недолго, к авторитетам Молдаванки и даже участвовал в создании первого деклассированного красноармейского полка, который возглавил небезызвестный и печально окончивший печальную повесть своей жизни Миша Япончик. После неудачного ограбления Одесского коммерческого банка Антон отправился в Россию, где воевал против Юденича, по протекции своего одесского знакомого Григория Котовского, с которым еще до империалистической войны сиживал в одной камере одесской следственной тюрьмы, попал в разведотдел Первой Конной армии и наконец-то нашел свое место в жизни. Работал в киевском подполье, отсиживался от врангелевской контрразведки в одесских катакомбах, сидел в печально известной камере смертников города Ревель, но никогда не терял бодрости и присутствия духа.

— Устали? — участливо спросил Дзержинский.

Антон покачал головой.

— Конечно, устал, — признался он. — Но я не в обиде. Я понимаю!

— Трудно в Средней Азии? — спросил Дзержинский.

— Не то слово, — сказал Антон. — Там придется поднимать все, они же из каменного века недавно вылезли. Но есть и разумные люди. Однако и с ними будет нелегко. Восток любит лесть и деньги. Потребуется масса терпения и огромная работа, чтобы там что-то сдвинуть с места.

— Феодализм, — сказал Дзержинский. — Им предстоит совершить скачок через формацию.

— Не думаю, — с сомнением сказал Антон. — Всех этих баев никто не заставит прыгать. Да и люди там иные — они еще живут в прошлом, для них близкий бай выше далекого шахиншаха. Они так и будут делиться на баев и рабов. Даже если партбилетами обзаведутся.

Дзержинский, сутулясь, подошел к окну, некоторое время разглядывал шумную суетливость московской улицы.

— Как вы поняли, Антон, отдыха не будет, — не поворачиваясь, сказал он. — С условиями жизни на Украине знакомы хорошо?

— Обижаете, Феликс Эдмундович, — сказал Кторов. — Я же с Одессы!

Название города выговорилось нежно и мягко, так мог назвать свой город только одессит.

— Одесса — это еще не вся Украина, — Дзержинский вернулся за стол. — В Лукоморске когда-нибудь бывали?

— А где это? — с любопытством поинтересовался Кторов.

— Ясно. Черноморское побережье — это не только Одесса. — Дзержинский сел за стол, размашисто написал на чистом листе бумаги короткую записку. — Зайдете в АХО и в финансовую часть, там вас обеспечат всем необходимым. В роскоши, конечно, купаться не придется, но и нищим не будете, это я вам обещаю. Но особо деньгами не сорите, они могут понадобиться в самый неподходящий момент. Теперь о задании… Садитесь поближе, как всегда, записывать ничего не придется, слушайте и запоминайте. Детали уточните у Бокия, он в курсе всех дел.

В гостинице «Метрополь» жили многие ответственные работники.

По распоряжению правительства в отелях класса «Метрополь» могли жить лишь ответственные работники, занимающие должности не ниже членов коллегии, и высококвалифицированные партийные работники. Но это писаное право постоянно нарушалось, и отель был заполнен разными лицами, вообще не состоящими ни в каких учреждениях. Сильные мира сего устраивали в отель своих любовниц, друзей, приятелей. Заместитель Троцкого Склянский занимал три роскошных апартамента для трех своих семей на разных этажах. Другие следовали его примеру, и лучшие помещения были заняты черт знает кем. Здесь шли оргии и пиры, здесь ссорились, дрались, пили и мирились, чтобы через некоторое время вновь устроить пьяный дебош. С одной стороны, в «Метрополь» невозможно было проникнуть без пропуска, так как вход охраняли красноармейцы. С другой стороны, опасному элементу не приходилось прилагать особых усилий, чтобы проникнуть в гостиницу — он здесь просто-напросто жил.

В гостинице царила грязь. Нет, не в помещениях сановников, там было чисто и нарядно. Но в стенах «Метрополя» ютился разнообразный люд, поэтому ничего удивительного, что гостиница была полна клопов и вшей. Нередко можно было видеть, как женщины, ленясь идти с детьми в уборные, держали их прямо над роскошными коврами, вытирали бумажками розовые попы и бросали грязные бумажки на тот же ковер. Мужчины курили, усеивая коридоры окурками.