Сергей Синякин - Фантастическая проза. Том 1. Монах на краю Земли

В свете слов Бокия визит неизвестных в Лукоморск Кторову не нравился. Нет, вполне возможно, что незваные визитеры и в самом деле являлись курьерами врангелевской разведки. Только почему они сели в поезд в Ростове? Откуда у них все эти украшения — ведь хорошо известно, что Врангель в деньгах последнее время сильно нуждается, не могли от него ехать люди с такими ценностями. А самое главное — зачем такие ценности везти в Лукоморск, особого стратегического положения не имеющий? Ничто не указывало и на наличие в Лукоморске крупных контрреволюционных сил, способных повлиять на расстановку сил на юге. Поэтому Антона тоже интересовало, кто были эти люди, к кому они направлялись и зачем везли в Лукоморск столько золота и камней. А из этого, в свою очередь, проистекало, что без откровенного разговора с начоперотделом местного ЧК никак не обойтись, и Кторов заранее недовольно морщился от неизбежности этого шага. Однако раскрываться перед местными товарищами ему рано или поздно придется. Впрочем, в любом случае торопиться не следовало, а вот залегендировать до конца свое появление в городе следовало немедленно. И начать следовало с приобретения бумаги для будущей рукописи.

Уже спускаясь к майдану Незалежности, Антон Кторов понял, как мал этот городок. Жители домов с интересом разглядывали незнакомого человека, пестрой стайкой за ним плелась детвора, а встречные приветливо здоровались. Кторов отвечал на приветствия, чувствуя себя от столь пристального внимания не в своей тарелке. Центр города, коим являлся майдан Незалежности, и являлся центром — обок с ним высилось несколько трехэтажных домов. Над одним лениво колыхалось красное знамя, над вторым — жовто-блакытное, другие были без флагов, но множество прикрепленных у входа табличек указывало на то, что и они являются государственными учреждениями. Здесь же притулилось несколько магазинчиков, ютящихся в полуподвалах. По левой стороне располагался рынок, и в открытые его ворота было видно, что продавцов (да и покупателей) на нем не шибко много. Продавцы, в основном степенные сельские дядьки и пышногрудые большеротые бабоньки, зевали, судачили между собой и грызли семечки, ловко швыряя их в рот из далеко отставленной руки.

На рынке Кторову пока нечего было делать, хотя и оставлять без внимания подобное место, порой являющееся источником бесценной информации, не следовало.

Лавку, торгующую канцелярскими принадлежностями, он нашел сразу. Убогость ее бросалась в глаза — ни тетрадей, ни цветных карандашей и акварелей, да и из бумаги была лишь зеленоватая, грубо нарезанная упаковочная, которая продавалась на фунты. Антон взял два фунта, чернильницу, пузырек чернил и ручку с запасом перьев «рондо», подождал, пока ему покупку завернут, поговорил со стоявшим за стойкой человеком, по виду которого невозможно было понять — государственный ли он продавец или в приказчиках ходит.

В городе было двоевластие.

Особо оно ничем не проявлялось — только в одном здании засели самостийники и последователи Рады, которые люто ратовали за независимость от Москвы. «Не дадим москалям нашим салом подавиться, — выступали они на митингах. — Спасем москалей от лютой смерти — оставим сало да бураки на Вкраине!». Их пока не гнали в силу политических причин, и ЧК пока не особо трогал националистов, не иначе и в ЧК сидели люди, не знающие, каким задом или передом к ним та или иная власть повернется.

В самый разгар разговора в лавке появился огромный черный кот, равнодушно оглядел Кторова, брезгливо обнюхал штанину его брюк и развалился на свободной от товара полке, прикрыв зеленые глазищи. Сказать, что кот был огромен, все равно что ничего не сказать. По прикидкам Антона, живым весом кот был фунтов под сорок, если не больше. Продавец видимо смутился, начал запинаться и время от времени поглядывал на кота, словно мысленно вопрошал того, не сболтнул ли чего лишнего. Кторов сразу ощутил возникшую напряженность, заторопился, забрал покупки и поднялся на улицу по скрипучей деревянной лестнице с широкими ступенями.

На базаре было по-прежнему безлюдно. Торговали самым незамысловатым товаром — копченой скумбрией, свежими бычками и кефалью, солеными огурцами, квашеной капустой, зерном, густой деревенской сметаной, молоком парным, молоком квашеным, молоком топленым, маслом растительным и — салом. Сало было знаменитое — с мясными прожилками в пять слоев, пахнущее чесночком, вишневым листом и укропом, а рядом коричневыми брусками лежало сало копченое, один вид его уже притягивал взгляд, а запах пьянил и дурманил, возбуждая немедленный и обязательный аппетит. И Антон не удержался — за пятьдесят карбованцев взял темный брусок и кусок домашнего ноздреватого хлеба, выпеченного в домашней печи, уже представляя со слюной во рту, как вернется на квартиру, нарежет тонкими кусочками это дивно пахнущее сокровище, уложит эти кусочки на ломоть хлеба…

— Так что, товарищ, устроились? — прервал его гастрономические размышления знакомый голос.

Кторов обернулся.

В двух-трех шагах от него стоял коренастый начоперчастью Павел Гнатюк и доброжелательно улыбался.

— Ге, — сказал он. — Вам бы в мирное время здесь погулять. Какой базар был, какой базар! — Причмокнул, мечтательно и маслянисто улыбаясь, вздохнул, развел руками и почти виновато добавил: — Вот побьем контру в мировом масштабе — так милостью прошу!

— В мировом масштабе, — усмехнулся Антон и кивнул в сторону жовто-блакытного стяга. — Сдается мне, вы в городском масштабе никак не управитесь.

— Так шо ж, — рассудительно сказал Гнатюк, — ничего лишнего самостийники себе не дозволяют, а что грозятся москалей сала лишить, так то ж еще не преступление. Иной раз вожди с трибун и не такое балакают, та мы ж понимаем — политика!

— Послушайте, Гнатюк, — поинтересовался Антон. — Баня у вас имеется? Что-то запаршивел я в дороге, сами знаете, в поезде вшей нахвататься запросто можно.

Гнатюк расцвел в улыбке.

— Баня! — презрительно сказал он. — Шо баня, товарищ! Тю! Тут к твоим услугам Черное море! — Подумал и добавил: — Только у катакомб не советую купаться.

— Опасно? — спросил Кторов.

— Разное, товарищ, может случиться, — уклончиво сказал чекист. — И что, понимаешь, характерно — не всегда приятное. А тут еще те гниды врангелевские, вымя сучье, похоже, в катакомбы ушли. Да думаю, недолго они там продержатся.

— Так холодно же еще, — мысленно ежась, сказал Кторов. — Вода-то, поди, еще не прогрелась.

— А горилка на ще? — ухмыльнулся Гнатюк. — Да сами побачьте, в плаще-то уже жарко.

Не зря хохлы говорят, что с салом любое дело веселее спорится.