Сергей Синякин - Фантастическая проза. Том 1. Монах на краю Земли

Брусочек копчености кончился на удивление быстро, хотя хлеба еще оставалось вполне достаточно, и Антон Кторов понял, что пора идти к морю. Идти пришлось недалеко — как-то вдруг открылся галечный берег с площадкой маленькой мокрой пристани на деревянных сваях. У пристани были привязаны пара баркасов и несколько лодочек, которые покачивались на зеленоватых волнах. Недавняя непогода пригнала к берегу сотни небольших медуз, и они сейчас покачивались в воде белыми полупрозрачными мешочками.

Кторов огляделся.

Город располагался на большой подкове залива. Слева над морем нависала темным массивом огромная гора, поросшая низкорослым кустарником, знавшим еще меловой или юрский период, справа белели скалы с редкими вкраплениями зелени — морщинистые, растрескавшиеся, они напоминали лицо старого человека, уставшего от случившейся с ним жизни. В море трещал мотор, и какая-то фелюга косо скользила к горизонту, где волны сливались с синевой неба.

Вода была холодной, но вполне терпимой.

Кторов искупался, собрал по берегу сучья и досточки, разжег костер и тщательно прожарил над ним одежду, уделяя особое внимание швам — в швах потрескивало, и это значило, что меры предосторожности Антон принял своевременно: поезд наделил его нежелательным соседством вшей.

За свою короткую жизнь Антон попадал в самые различные переделки, поэтому готов был ко всему. Он бедовал в высокогорных районах Тянь-Шаня, в одиночку пересек Каракумы, был в плену у казахского бая Агая и батраком у горцев за Марухским перевалом, даже бесправным матросом на одной из турецких фелюг ему довелось пробыть почти месяц, а уж это такие лишения, что про них и вспоминать страшно, не то что писать. Внутренняя собранность помогала Антону выживать в любых обстоятельствах. Вот и сейчас он вдруг ощутил настороженность. Не отпускало чувство, что за ним наблюдали. И наблюдали как раз из района катакомб — белых растрескавшихся скал, которые скрывали многочисленные входы в тесные подземелья. Продолжая беспечно сидеть у костра, Кторов осторожно оглядывал скалы. У одного из каменных валунов, похожего на яйцо огромной птицы, блеснула стеклянная искра. Он не ошибся, за ним действительно наблюдали. Кторову такое повышенное внимание к себе не нравилось. Неторопливо одевшись и проверив оружие, убедившись в его исправности и готовности к выстрелам, Кторов неторопливо побрел в сторону белых скал, всячески изображая незаинтересованного человека, ничего не знающего о местной жизни.

Идти пришлось довольно долго, это только на первый взгляд казалось, что до белых скал рукой подать, на самом деле до них оказалось минут тридцать неспешного ходу.

У валуна никого не было.

Но следы выдавали недавнее присутствие человека. Песок вокруг валуна был истоптан, но вот что странно, — по зрелому размышлению следовало признать, что все эти следы были детскими. Даже будучи глубокими, они были не более как тридцатого-тридцать второго размера — в ладонь Кторова, и, следовательно, могли принадлежать лишь подростку двенадцати или тринадцати лет. Глупо полагать, что кто-то из них был шпионом. А тем более бандитом. Скорее, где-то здесь нашли пристанище беспризорные, которых гражданская война наплодила в изобилии.

Он огляделся по сторонам и едва не присвистнул в изумлении. Неподалеку явно имелись пещеры, но странное дело — входы в них были устроены так, что совокупность их делала поверхность скалы похожей на человеческих череп: два темных проема напоминали глазницы, еще один — продолговатый и расположенный ниже — напоминал нос. А длинная темная расщелина еще ниже казалась похожей на широкий рот, украшенный острыми клыками белых известняковых валунов. Белые валуны эти отличались от скальной породы, поэтому смело можно было сказать, что камни эти сюда принесены людьми, причем не слишком давно.

Подниматься к пещерам Антон не стал. Маленькие бандиты порой бывают опаснее взрослых: они сами не знают страха смерти, а потому беспощадны к остальным. Он постоял немного, раскачиваясь на носках, потом решительно зашагал обратно.

Легко было Бокию и Дзержинскому посылать его туда — не знаю куда, чтобы найти то — не знаю что. И пугали его напрасно. Обычный был городок — провинциальный. И чудесами в нем не пахло.

Не зря Антонов Кторов вспоминал про Глеба Ивановича.

Бокий в это время сидел в своем кабинете, а напротив него с деликатной развязностью человека, знающего себе цену, курил Блюмкин.

— Яков Григорьевич, — Бокий сердито отмахнулся от дыма. — Будь серьезнее.

— Так я и говорю, — блеснул стальными зубами Блюмкин. Свои ему выбили петлюровцы, когда после скандала, связанного с убийством немецкого посла Мирбаха, он нелегально переправился на Украину, чтобы работать в подполье. — Серьезный, очень серьезный человек. До революции преподавал физику в Казанском университете. Сейчас сидит в Гатчине на даче и работает. У него там целая лаборатория, и скажу тебе, Глеб Иванович, хорошо оснащенная лаборатория. Зовут этого человечка Гросс Фридрих Павлович, до революции был приват-доцентом, сейчас, как и весь ученый люд, на вольных хлебах. Занятные вещи этот Гросс излагает. Тебе бы самому послушать интересно было бы. С помощью системы зеркал он пытается заглянуть в будущее. Не знаю, насколько ему это удается, но говорит он весьма занимательно. Так, например, этот Гросс утверждает, что советская власть продержится семьдесят лет, но все рухнет в конце восьмидесятых, когда власть в партии возьмет горбатый человек с Северного Кавказа. И еще он утверждает, что большая часть этого времени пройдет под правлением стального человека, и это правление принесет России могущество и жесточайшие страдания.

— Партия этого не допустит, — сердито сказал Бокий. — Она сама может поправить любого из зарвавшихся чинуш. Так что же, этот хрен казанский намекает на скорую смерть Ильича?

— Я разговоры его пересказываю, — блеснул улыбкой Блюмкин. Коротко стриженный, краснолицый, он сейчас казался значительно старше своих лет. — А интерпретировать эти разговоры ты меня, Глеб Иванович, уволь. Не хватало еще оказаться перед лицом революционного трибунала или тройки из ЧК. Я все к чему клоню, Глеб Иванович? Самому тебе надо на этого приват-доцента взглянуть, мне-то он уже примелькался, глаз на нем замаслился. Сам же говорил, что если наблюдаешь загадочную силу, сразу прикидывай, как ее обернуть во благо революции.

— Обыкновенный не лояльно настроенный к нам интеллигент, — уже менее сердито сказал Бокий. — Взять его да попугать крепенько, чтобы штаны застирывать пришлось. Все его предсказания сами из головы выветрятся.

— Не скажи, Глеб Иванович, — Блюмкина встал, сгорбился над горящей спичкой, выпустил в сторону от начальника клуб дыма. — В том-то и дело, что все не так просто. Действия Колчака он нам по полочкам разложил, словно в штабе у него всю жизнь просидел. Про нападение на наших дипкурьеров в Ревеле он тоже сказал, но мы, по своему обычаю, его сообщение мимо ушей пропустили. Теперь он по международным вопросам совсем что-то непонятное талдычит: мол, Германия, хоть и проиграет в войне, в конце тридцатых большую силу наберет, к власти придут не коммунисты, а какие-то национал-социалисты, которыми будет руководить человек мистических убеждений, и имя его будет начинаться на букву «А». Я смотрел, среди тамошних политиков ничего похожего нет, да и партии такой не существует. Мистики есть, «Зеленая лампа» там, то, се, но ничего похожего я не нашел. Но это не значит, что слова Гросса — чистый бред, сами знаете, условия появляются, когда общество созрело.