Сергей Синякин - Фантастическая проза. Том 1. Монах на краю Земли

Антон обернулся.

У входа стоял начоперотдела местной ЧК Павел Гнатюк и, насмешливо щурясь, разглядывал столичного гостя.

— Забавно здесь у вас, — вместо прямого ответа на вопрос отозвался Кторов.

— Не только забавно, — Гнатюк кивнул на прозрачный сосуд в углу комнаты. В мутной жидкости сосуда плавало что-то длинное, белое, напоминающее длинную рыбину. — Маховая нога Сени-попрыгунчика. Около сотни жертв. Кровожадная была тварь, пробы ставить некуда. А вы — не писатель, как я понимаю. Не поговорить ли нам более откровенно, товарищ?

Кторов подумал.

— Можно и поговорить, — согласился он. В конце концов, помощь Гнатюка ему бы не помешала. Он и сам уже подумывал о том, что пора открыться местным чекистам. Не с котом же в заговоры играть!

Открыв тайник, искусно сделанный в портсигаре, Антон подал чекисту мандат, подписанный Дзержинским.

— Мощный документ, — одобрил Гнатюк. — Значит, это о вас меня предупредили шифровкой из Харькова.

— О чем? — не понял Антон.

— Да как обычно, — пожал широкими плечами Гнатюк. — Может обратиться… Личное поручение Ленина и Дзержинского… Просим оказать полное содействие в случае необходимости… А что, созрела такая необходимость?

— Пока не знаю, — вздохнул Кторов. — А вы обо мне как узнали? Только не говорите, что вычислили, мне кажется у вас более конкретные источники.

— Куда уж конкретнее, — кивнул чекист. — А вы не догадываетесь?

— Не то чтобы догадываюсь, — усмехнулся Кторов, — подозреваю. Баюн Полосатович?

— Кот, — признался Гнатюк. — Сам пришел. Подозрениями, говорит, поделиться хочу.

Они вышли из музея.

Около музея, привязанными к забору, стояли две оседланных лошади.

Кторов вопросительно посмотрел на чекиста.

— Так ты же русалов посмотреть хотел, — безмятежно сказал тот. — Чего же откладывать?

Залив был тихим и спокойным.

Горы, окружавшие его, густо поросли мохнатыми реликтовыми деревами, уже опушенными клейкой зеленой листвой. По узкой каменистой дороге они выехали на площадку, где зеленая весенняя трава перемежалась с бело-серыми каменными россыпями. — Здесь они, — сказал Гнатюк. — Смотри только внимательнее.

Кторов всмотрелся в прозрачную воду. Она была настолько прозрачной, что легко различалось каменистое дно. С глубиной вода становилась все более зеленой и густой, но и просматриваемого пространства хватило, чтобы различить на дне правильные ряды вытянутых фигур. Блюмкин рассказывал правду. В Москве Кторову казалось, что это пьяное хвастовство коллеги по работе. Оказалось — чистая правда.

— Ближе не советую, — сказал сипло Гнатюк. — По себе сужу, насмотрелся однажды, так веришь, неделю не спал.

— А я Яшке не верил, — вдруг сказал Кторов и потянулся к биноклю на груди у чекиста. — Лихо. Кто же это их?

— Розалия Землячка да Бела Кун, — Гнатюк снял бинокль и протянул его товарищу. — Нашли кому судьбы российских мужиков доверить!

В бинокль оказалось трудно различить что-либо определенное, разве что тени в воде вытянулись и обрели человеческие очертания. Страшно было представить, что находится в воде.

— И сколько их здесь? — спросил Кторов, опуская бинокль.

— Откуда я знаю? — буркнул Гнатюк. — Я их не топил. Знаешь, что я сейчас подумал? Всадить бы в твой затылок пулю, пока ты окрестности разглядываешь, и в воду. От таких вот гостей одно беспокойство. Когда мне что-то непонятно, я нервничать начинаю. А так — все спокойно, все хорошо, и проблем никаких. Мало ли что — ехал да не доехал. Время еще беспокойное.

— Те, которых вы ловили, действительно были врангелевскими курьерами?

— Так Харьков сообщил. — Гнатюк неприятно улыбнулся. — Хорошо держишься, браток. Другой бы за наган стал хвататься. А ты не суетлив. Считай, пошутковал я насчет мыслей своих. Опять же — герой, Черного сотника положил… К воде спускаться будем или назад поедем? Я тебе так скажу, покойник, он и в море покойник. Здесь они спокойно лежат, здесь хорошо.

— Назад поедем, — Кторов вернул чекисту бинокль. — А ты, я вижу, все это не одобряешь?

— Крови уж больно много, — сказал Гнатюк. — Я понимаю, когда в бою. Но эти-то вроде в плен сдались, оружие побросали. Если мы так мировую революцию делать будет, земля кровью захлебнется. Да и кто за нами пойдет, если мы чужой кровушки во имя даже самых распрекрасных идеалов жалеть не будем? Тебе-то это вроде тоже не глянется?

— Не глянется, — сказал Кторов.

— А чего ж служишь?

— А ты?

— А куда деваться, — вздохнул Гнатюк. — Все у меня здесь, сам местный в третьем колене, все, что предки нажили, не бросишь ведь, верно?

Лошади шли неторопливо, день был солнечным, и только на западе стягивались в молочную кучу растянувшиеся поутру облака. Никуда не хотелось торопиться. И делать после увиденного ничего не хотелось. Даже не верилось, что в этом благословенном Богом месте творились страшные дела. Интересно, как их топили? Вывозили на ржавой барже и по одному спускали под воду с грузом на ногах. На глазах у остальных. И каждый терпеливо ждал своей очереди. Антон почувствовал, как каменеют скулы. Зачем все это делалось? Ради чего? Революции совершаются во имя людей. А если людей топят, как слепых щенков? Кто будет жить в светлом и красивом будущем, если революционная доблесть — потопить людей, уставших воевать? Или вожди надеялись на мировую революцию? На теле земли раны зарастают быстрее, чем на теле единичной страны.

В молчании они подъехали к пригороду. Люди вглядывались во всадников, угадывали Гнатюка и успокоенно возвращались к обыденным делам. Не разговаривая, они доехали до майдана Незалежности, привязали лошадей.

— Зайдешь? — поинтересовался Гнатюк.

— Позже, — отказался Антон. — У меня тут еще кой-какие дела имеются.

— Знаем мы эти дела, — насмешливо подмигнул чекист. — Папочку, как прочитаешь, не забудь в музей занесть.

Баюн Полосатович, морда кошачья, предатель ушастый, не солгал — папочка и в самом деле содержала весьма и весьма любопытные сведения, которые непосредственно относились к полученному Кторовым заданию.

Странное существо появилось в семнадцатом веке в Праге, и изготовил его из особых глин раввин пражской синагоги Лоэв для того, чтобы существо, которое он назвал Големом, обеспечивало порядок и безопасность в еврейском квартале города. Для того чтобы существо двигалось и самостоятельно принимало решения, Лоэв, нашел тетраграмматон, дающий Голему жизнь. И все было нормально: утром раввин писал на лбу Голема заклинание, и тот начинал свое патрулирование, а вечером надпись со лба чудовища стиралась, и оно покорно замирало в углу синагоги до следующего утра. Но однажды вечером раввин забыл стереть запись, и существо взбесилось. Голем разрушил десятки домов, убил и ранил десятки людей, прежде чем раввин ухитрился стереть заклинание. После этого Голем превратился в небольшой кусок глины, а свиток, на котором заклинание было записано, Лоэв спрятал. Через некоторое время он умер, а имущество его, кроме рукописей конечно, было передано для реализации старьевщику Вассертруму. Что-то там произошло, может, соискатели свитка обнаружились, только у Вассертрума наступили неприятные времена: за ним и членами его семьи началась настоящая охота. Спасаясь от смерти, Вассертрум перешел русскую границу, некоторое время скитался по обширным пространствам империи, а потом осел в Лукоморске, благо, что прошение его на высочайшее имя о предоставлении российского подданства однажды было удовлетворено.