Сергей Синякин - Фантастическая проза. Том 1. Монах на краю Земли

Выбежал во двор, сунул глиняный образец в руки ближайшего чоновца, пружинисто кинул тело в седло.

— Отряд! По коням!

«Экий неукротимый!» — едко подумал Антон, трогая поводья коня.

Жеребчика ему и впрямь подобрали спокойного да послушного, потрусил он вслед за вытягивающимся по улице отрядом частей особого назначения без особой охоты, скорее из стадного чувства и желания быть среди более опытных лошадей. И снова на мгновение Кторову показалось, что за ним наблюдают, но не так, когда выискивают слабые места, а скорее присматриваются с любопытством.

Тепло стремительно набирало силу, уже жужжали в воздухе пчелы, отправляясь к деревьям, окутанным розово-белым цветом, уже карагач на склонах невысоких кривобоких гор начал покрываться мелкой клейкой листвой, и совсем не хотелось думать о политике, о классовой борьбе, о необходимости стрелять друг в друга. Весна зарождением природной жизни подавала людям пример единения, но разведенные по сторонам идеями и тягой к убийству люди не слышали ее зова, не понимая, что если вовремя не остановиться, безжалостный молох, воссевший на трон, сжует и их. Впрочем, это не для человека, в борьбе каждый мнит себя победителем, а потому и обречен на обязательное поражение. Таковы законы революционной диалектики — в каждой победе живет зловонное зерно будущего поражения. Революцию можно изобразить змеей, вцепившейся в собственный хвост, — начав с врага, она обязательно заканчивает детьми.

Только дети об этом не подозревают до самого конца.

Александр Кумок маялся с безделья.

Бывают такие дни — пить не хочется, есть не хочется, к картам прикасаться тошно, а любовница Кумку надоела, только вот оказалась она не той женщиной, с которой легко сойтись и еще легче расстаться. Читать Монтеня, как обычно поступал Кумок в такие тоскливые моменты жизни, тоже не хотелось. От хандры человека может избавить яростная сабельная рубка или добрый вооруженный грабеж, когда адреналин словно кипит в крови. Но в Лукоморск после известных событий банда Саши Кумка входить не решалась, а грабить проезжего человека — только время напрасно терять: ни денег от того, ни почестей особых.

Но и сельская жизнь не была идиллической — коней требовалось кормить, а бойцов из числа деклассированного элемента — тем паче. Не зря же говорят, что волк всегда в лес смотрит, а если его не кормить, так и убежать туда норовит.

— Шура! — капризно сказала бывшая артистка. — Вы совсем забыли обо мне!

Была она в черном одеянии, алом платке и длинных — до локтя — перчатках.

— Я занят, — раздраженно сказал Кумок. — Вы очень некстати, мадемуазель!

— Это отговорки, — с видимым раздражением сказала Мария Семенова. — Я сплю одна уже пятый день. Вам не кажется, что благородные люди себя так не ведут? Если рядом с женщиной начинает пустовать подушка, она всегда может найти того, кто согреет постель!

Они разговаривали по-французски, пусть и с нижегородским прононсом, а потому не особо опасались, что их кто-нибудь поймет.

— Разве я против? — широко осклабился Кумок. — Дорогая, дайте повод, можете поверить на слово, я воспользуюсь им самым достойным образом!

— Сукин сын! — чарующе усмехнулась мадемуазель Семенова. — Нет, вам не удастся отделаться от меня так просто! Я слишком молода, чтобы умереть [53] А что вы хотели? Актриса! .

Хандра, хандра… Даже спорить с любовницей Александру не слишком хотелось. Он уже намеревался встать со скамьи, чтобы отвесить Марии хорошую оплеуху и тем перевести их отношения на новый уровень, но тут за окном послышались голоса, щелкнул выстрел из обреза, и Кумок, чувствуя облегчение, поспешил на крыльцо.

— Батька, — сказал начальник взвода конной разведки Басюк. — Пленных взяли!

Пленных было двое.

Черные кожаные пальто с них уже сняли и теперь они ничем не напоминали властных чекистов, пивших чай с сахарином, и со снисходительным превосходством, которое дает обладание оружием, разглядывали пассажиров. Оба были в полувоенных френчах, синих галифе и грязных сапогах. Да и внешне пленные походили друг на друга, только один из них был чернявым, а другой — блондином с голубыми водянистыми глазами.

— И мандаты были при них, — сказал Басюк. — Чекисты, батько!

Кумок обошел пленных. Те в свою очередь разглядывали его без особого страха, но и подобострастия не высказывали.

— Красные комиссары, значит, — сказал Кумок. — Редкие птички. Так что с ними делать братва?

Вокруг загалдели, но и прислушиваться к голосам бандитов не стоило: придурку было ясно, чего желают ограбленным те, кто добротные кожаные пальто уже считает своими.

— К стенке, значит? — спросил пленных Кумок. — «Интернационал» изволите спеть или «Вы жертвою пали в борьбе роковой» вспомните?

— «Гоп со смыком» я вспомню, — сказал чернявый пленник. — Саша, ты и в самом деле меня за красноперого держишь?

Кумок с интересом повернулся к нему.

— Знакомый? — спросил он. — Что-то мне ваш фотографический портрет неизвестен.

— И правильно, — ухмыльнулся чернявый. — Ты ж на каторге сразу к Иванам приткнулся, а я с фармазонами кашу варил. Факира и Туза Пик помнишь?

Он шагнул, протянул руку и вытащил из-за воротника встрепенувшегося Басюка зажженную папиросу, картинно сделал затяжку и выпустил мастерски несколько дымных колец.

Факира и Туза Кумок помнил — ох и фармазоны были, ох и фармазоны! Первый был знаменит тем, что с польскими ворами обокрал принца Фердинанда во время его краткосрочного появления в Северной Авроре, второй прославился тем, что любил из себя изображать великого князя и в таком качестве представляться высоким полицейским чинам провинциального масштаба. Выгоды большой в том не было, обычно все ограничивалось заемом трех-четырех сотен рублей, но удовольствие, господа, удовольствие, которое при мошенничестве имело место, описать было невозможно. Как и авторитет, которым пользовался Туз среди уголовной братии.

— Садись, — заинтересованно приказал Кумок.

— А ты, значит, в Иваны вышел, — усаживаясь на скамью и оглядывая горницу, сказал пленный. — Я так и думал. Как ты Кумылгу завалил, я сразу сказал, что парень себе путевку в большой мир выписал.

Воспоминание было приятным, но Кумок сумел сдержать улыбку.

— Твоя шмара? — чернявый нахально и с нескрываемым интересом оглядел любовницу атамана.

— Обзовитесь, — потребовал Кумок.

— Я — Леня Медник. А это, — чернявый показал на товарища, — Сережа Африка. А мандаты… Так кто ж сейчас по чужим местам без хороших ксив ездит?

— А к нам, значит, в гости? — догадался Кумок.

— К вам мы вообще не собирались, — сказал приезжий бандит. — Это случайно вышло. Мы в Лукоморск ехали по хорошему делу, да кто-то, видать, сдал нас местным сукам.