Сергей Синякин - Фантастическая проза. Том 1. Монах на краю Земли

Вспоминая ныне Нестора Ивановича, я не уставал изумляться его прозорливости и крепкому крестьянскому уму, который в общественных новациях тотчас обнаруживал существенные недостатки. Он был мыслителем, явно обогнавшим свое время. Мне было жаль Нестора Ивановича, но что можно было сделать в той ситуации? Через несколько дней к Лукоморску подступили красные. Нестор Иванович и в этой ситуации повел себя благородно — он не принял боя и увел свои отряды по направлению к Гуляй-Полю. Больше я его не видел и весьма сожалею об этом, ибо Нестор Иванович пытался выстроить российское сообщество по типу кошачьего — мы давно уже все решения раз в год решаем на февральских и мартовских заседаниях, проводимых на чердаках, а то и просто под открытым небом. На этих заседаниях каждому дозволено выразиться в полный голос, а в иных случаях и доказать свою правоту силой. И это дает свои плоды — я не знаю сообщества более открытого и более свободного, чем наше. А если учесть, что мы обходимся без кровопролитных войн и конфликтов уже не одно тысячелетие, то преимущества кошачьей системы над всеми остальными, а тем более над собачьим миром, выстроенным по принципам сложной иерархии, можно считать доказанным. Некоторые, конечно, не преминут вспомнить о наших кошачьих дуэлях, что особенно часто случаются в феврале и марте каждого года. Но сразу замечу — это все-таки дуэли, а не борьба за взаимное истребление. Само их наличие характеризует кошачий род с благородной стороны, а обкусанные уши или усы говорят лишь о необузданном темпераменте отдельных самцов, нежели о постоянной борьбе за внутривидовое лидерство. К тому же замечу, что часто на подобные авантюры нас подстрекают самочки — грациозные создания, красота которых доступна даже человеку.

— Мяукну, — пообещал Баюн.

Вот и приходилось прислушиваться.

Староста синагоги неохотно открыл дверь в подвал. Двое молодых чекистов, выделенных Гнатюком, заглянули внутрь и вопросительно посмотрели на Кторова: дальше-то что? Подвал был завален разным барахлом, вроде дырявых ведер, старых досок, щетинящихся ржавыми гвоздями и прочей рухлядью, которую староста по причине прижимистости не выбрасывал, а сносил в подвал на всякий случай. В таком бардаке лавировать мог только кот, человеку в подвале было просто не развернуться.

— Ну что, рукава засучим? — спросил Кторов в некоторой растерянности.

— Пусть своих позовет, — кивнул на старосту один из чекистов. — Здесь только изватлаешься без толку, и все дела. Раз здесь культ отправляют, значит, верующим и выносить это барахло. В наши обязанности это не входит.

Пришлось власть употребить. Утром Гнатюк указал пальцем на Кторова и кратко сказал:

— С ним, братки, пойдете. Слушаться, как меня или самого начальника. Вопросы есть?

У чекистов вопросов не было, поэтому они и сейчас только насупились, но спорить не стали. Только гимнастерки сняли, чтобы напрасно не пачкать в подвальной пыли. Настроения у них особого не было, поэтому работа продвигалась медленно. Солнце уже стояло довольно высоко, а подвал казался бездонным. Староста устроился на крылечке с трубочкой, но Кторов ласково пообещал ему принять определенные меры, поэтому сейчас и староста не сачковал, впрочем, и старался он не особо — так, до досочке, по рамочке вытаскивал, выбирая предметы почище и по возможности без торчащих гвоздей. Тем не менее количество рухляди во дворе синагоги постепенно росло.

— Зря вы все это затеяли, гражданин начальник, — сказал староста. — Ничего доброго вы там не найдете. Ну спросили бы меня: Рувим, где драгоценности? Где золото, накопленное неправедным путем? Я бы вам искренне и честно ответил. Я бы сказал: делайте со мной, гражданин начальник, что вам вздумается, вы даже можете поставить меня к стенке, но нет здесь никаких драгоценностей, а тем более золота и грошей, накопленных неправедным путем.

Кторов ему не отвечал.

— Конечно, — сказал староста печально. — Все думают, если здесь молятся евреи, то обязательно должен быть спрятан клад. Нищих евреев не бывает. А я вам так скажу, гражданин начальник, евреи бывают всякие. Есть даже такие, что верят в вашу революцию. И не только верят, но и делают ее. Если вы думаете, что я говорю неправду, — откройте газеты, почитайте список вашего собственного правительства, и вы убедитесь, что бедный Рувим таки прав!

— Ты таскай, таскай, — сказал Антон. — Потом дискуссии будешь организовывать.

Староста вздохнул и потащил на себя длинную доску. В подвале что-то с грохотом упало.

— Конечно, — сказал староста, — ломать — не строить. Сколько лет это добро спокойно лежало там, где его положили, так нет — приходят люди и говорят, что это лежит неправильно. Вот и революции: они случаются тогда, когда кто-то приходит к мысли, что все положено не так и не там где надо. При этом хозяина не спрашивают, начинают перекладывать по собственному разумению, и, как правило, опять неправильно.

— Дед, — не выдержал один из чекистов. — Заткнись! Ты и так уже почти у стенки стоишь. Зачем тебе лишние заботы?

Староста доволок доску до кучи хлама, остановился и, достав носовой платок, вытер лицо.

— Вот видите, — мягко упрекнул он. — Сами говорили, что боретесь за свободы, а теперь бедному Рувиму и рта никто не дает раскрыть, без зазрения совести его объявляют контрреволюционным элементом. Но если вы каждого сомневающегося будете сажать в тюрьму или ставить к стенке, то где вы найдете людей, которые захотят жить в вашей стране?

Кторов вошел в подвал и прислушался. Зараза-кот молчал.

— Баюн Полосатович! — шепотом позвал Кторов. — Баюн, ты здесь?

В тишине было слышно, как скрипуче поворачивается под действием ветра флюгер на синагоге, как где-то в подвальной глубине тоскливо и безнадежно скребется мышь. Кот молчал.

Кторов выглянул из подвала.

— Рувим Пейсахович! — позвал он. — Ключи при вас? Откройте вот эту дверь!

— Ничего вы там не найдете, — сказал староста. — Все, что можно было забрать, забрали в восемнадцатом. Молодой человек, не забывайте, что Лукоморск семь раз переходил из рук в руки. Все, что не досталось вашей власти, унесено белыми или зелеными. Знаете, ни одна раскраска не мешала людям грабить. Я думаю, что они грабили бы, даже будучи прозрачными, как женская слеза.

За дверью был маленький чуланчик, пол которого покрывала пыль. В пыли отчетливо выделялись перекрещивающиеся цепочки маленьких следов.

— Видите? — спросил староста. — Даже мыши ничего не сумели найти. А они ведь прирожденные следопыты: в прошлом году они обнаружили, что свечи хранятся в железном ящике. И что вы думаете? Они прогрызли железо, молодой человек! Прогрызли железо и съели-таки весь годовой запас восковых свечей!