Сергей Синякин - Фантастическая проза. Том 1. Монах на краю Земли

И Кумок со своей бандой вслушивались в мелодию с вожделением и страхом, потому что они уже подчинялись Зову. Один за другим они бросались в море и плыли, плыли к покачивающейся на малых волнах фелюге. Плыли и скрывались по одному в морских глубинах. Дольше других держался на воде атаман. Но в один прекрасный момент он вскинул голову, разглядел приближающуюся фелюгу и увидел, что его на ней никто не ждет. Оттого и дальнейшие усилия показались ему напрасными и нелепыми, как черные звезды на дневном небе, которые он увидел, погружаясь в холодные морские глубины, где его, деловито пощелкивая клешнями, с нетерпением ждали местные привратники ада.

А тут и Гервасий Бонифатьевич вдруг махнул рукой, сел на песок и принялся стягивать непослушные сапоги. Зашел в воду, плеснул ею себе в лицо и поплыл в неизвестность, загребая по-собачьи и глядя перед собой. Вслед за ним последовали и некоторые чекисты с милиционерами из числа его особо доверенных сотрудников.

Они плыли в открытое море, а фелюга, расправляя парус из грубого холста, медленно удалялась от берега, и на борту фелюги играла дудочка, наигрывала мелодию, к которой нельзя было не прислушаться. В душе каждого из плывущих жила все та же крыса, которая представляла мир головкой сыра, сделанного для прокорма таких, как они.

А следом за ними в слепом раже преследования в воду вошел Голем. Медленный и огромный, он уходил все дальше в море, взметая фонтаны искрящейся в лунном свете воды, море поглотило чудовище, и только всплески показывали его путь — частые вначале, они становились все реже и наконец исчезли вовсе, а морские воды, сомкнувшиеся над ним, не давали сделать однозначного вывода — то ли надпись, сделанная у чудовища на лбу была смыта морской водой, то ли Голем ушел на такую глубину, что поверхность больше не хранила следов его передвижения.

И вот уже берег почти опустел, на нем остались лишь проверенные и верные, а Павел Борисович Гнатюк, закурив папиросу «Зефир» из пачки, честно купленной накануне у трактирщика с майдана, сел на камень и задумчиво спросил оказавшегося поблизости бойца:

— Бачил, браток, как они бежали? Як крысы с тонущего корабля.

— Товарищ Кторов! — плачуще сказал Ося Котик. — Ну, товарищ Кторов! Та откройте же глаза, бо мне боязно!

Белое испуганное лицо с большими умоляющими глазами выплыло из тьмы.

— Где мы? — спросил Антон, чувствуя, что не в силах пошевелиться.

— Да в море мы, в море, — нетерпеливо сказал юноша. — Дальше шо робити, товарищ Кторов? — Все? — спросил Антон. Юноша его понял.

— Все, товарищ Кторов, — сказал он. — Уж я натерпелся горя, глядя, как они… Прямо сердце зашлось, — и заплакал. Всхлипывая, сообщил: — И михрютка этот каменный тоже утонул.

— Не реви, — сказал Кторов. — Прикажи греку, чтобы поворачивал к берегу.

— Та як я ему прикажу? — сквозь слезы спросил юноша. — Дядько здоровый, разве он меня послушает?

— Послушает, — Кторов попробовал улыбнуться, только улыбка, он чувствовал это, вышла страдальческой. — У тебя же наган, Ося! Вооруженного человека всегда понимают быстрее, чем человека без ружья. Скажи ему, чтобы правил к берегу. — Будет сделано, товарищ Кторов! — Остап Котик поднялся с колен. — Погоди, — удержал его Антон. — Дудочка цела? — А как же, при мне она, — доложился юноша. — Вот и хорошо. Отдашь ее Павлу Борисовичу. Скажешь ему, что это и есть тот самый предмет, который надо вернуть Мохову. Скажи, что он обещал. И еще… Скажи, чтобы про заклинание молчал. Бумаги пусть отправляет, а вот про заклинание не надо… И так крови много. Если так щедро ее лить, никакого человечества не хватит… А дудочку обязательно… Ты понял меня?

— Понял я, понял, — лицо Котика снова стало страдальческим, и губы задрожали. — Вы бы держались, товарищ Кторов. А то ведь как я Павлу Борисычу доложусь?

Но Кторов уже не слышал его. Опрокинувшись на спину, он смотрел на звезды, вдруг высыпавшие над морем. Ветер куда-то угнал облака, и яркие звезды щедро усеяли черноту небес, словно торопились показать уходящему человеку свет. И в последние минуты своей жизни авантюрист и разведчик Антон Георгиевич Кторов думал о том, почему звезд не видно днем, ведь это так здорово — видеть их свет. Последней ему пришла в голову мысль о том, что все происходит правильно: звезды во тьме — это символы света. Но если бы они стали видны днем, то смотрелись бы черными точками, а разве нужны человеку символы вечной тьмы?

Бокий размышлял.

Он ходил по квартире, нервно заложив руки за спину. Произошедшее в Лукоморске ему не нравилось, вернее, не нравилось ему, как все это изложил чекист, прибывший оттуда во исполнение посмертного распоряжения Кторова. Получалось, что никаких бумаг о материалах, необходимых для изготовления Голема, не сохранилось, единственный экземпляр затонул при нападении банды местного атамана, и даже секрет оживления этого странного существа канул в небытие со смертью Кторова. Остались лишь устные рассказы, которые могли пригодиться разве что писателю, взявшемуся за фантастический роман. Такому, как Беляев или Герберт Уэллс. В это верилось с трудом, но проверить правдивость сообщения было невозможно. Погибли все, кто мог что-то рассказать, даже начальник тамошней ВЧК, вдруг вздумавший заняться плаванием. А все остальное не представляло никакого интереса: немец, оставшийся в Лукоморске после бегства оккупационного отряда, который, судя по всему, сошел с ума и пытался приманить несуществующую птицу Феникс, водолазы, выползающие из воды в полдень, символизируя тем самым водное бессмертие. Все это было чепухой, не заслуживающей внимания.

А вот Голем оказался правдой.

Бокий искренне сожалел, что все получилось именно так, но еще больше он жалел о потере Антона Кторова. В разведке всегда не хватает толковых умных людей, и найти замену Кторову было сложно, очень сложно. Он вспомнил приехавшего чекиста и на секунду задумался, не попробовать ли в деле его, но тут же отказался от этой мысли — простоват был лукоморский чекист, такому за бандитами гоняться да белобандитов в чистом поле рубить. И Блюмкин… Своенравный и нахальный Яков Блюмкин тоже был далеко. Талант и наглец, если его постоянно не одергивать и не приводить в чувство, плохо кончит.

А дел много: надо работать с Александром Романовичем Беляевым, имелась у Бокия информация об интересных контактах этого человека с тайными изобретателями и адептами древних знаний. Надо было — кровь из носу! — организовать командировку Барченко на Кольский полуостров для проверки информации о наличии там древних городов проариев, обладавших теперь, быть может, навсегда утраченными знаниями о природе. И «меречение» представлялось Глебу крайне любопытным явлением, которое обязательно надо было тщательно изучить. А еще надо было выяснить, кто и чем сбил в девятьсот восьмом тунгусский метеорит. Была у Бокия информация, что удар по нему был нанесен неизвестным оружием с земли. И Тибет… Туда тоже надо было организовывать экспедицию. Далеко и дорого, но надо. К Фридриху Павловичу Гроссу требовалось приглядеться внимательнее, не зря же его под опеку взял сам Феликс Эдмундович. И сообщения поступали последнее время любопытные, на проверку их уже были нацелены Староверов, Тоцкий и Лебедев.