Сергей Синякин - Фантастическая проза. Том 1. Монах на краю Земли

Дел много, вот времени…

В этот раз Бокий долго медитировал, загадав мысль, которой всегда сторонился. Сегодня он спросил себя, а доживет ли он сам до победы мировой революции. Глупо, но он не смог удержаться от этой крамольной мысли. На нее напрашивался явный ответ, но сегодня Глеб Бокий решился его проверить. Закончив медитировать, он открыл глаза и посмотрел на сосуд. Нехорошие предчувствия его не обманули. Большой фаллос подлез под указательный, и торчал оттуда бледной дулей. Дряблые фаллосы зловещей пятерни собрались в неуклюжий, но оттого не менее издевательский кукиш.

Павел Гнатюк сидел в трактире на Хитровом рынке.

Вокруг крутился самый разнообразный люд подозрительного и странного вида, но Павел старался не проявлять любопытства. Место было такое, что за лишний косой взгляд любого могли, не задумываясь, поставить на перо. Доклад Бокию он сделал. Худой чекист с худощавым лицом и глубоко запавшими глазами не произвел на него особого впечатления. Обыкновенная белая кость с голубой дворянской кровью, только перекрашенная или перекрасившаяся. И чересчур серьезен. Человек должен иногда улыбаться, а этот Бокий, наверное, уже забыл, когда улыбался в последний раз. Но Павел его понимал: на серьезном месте сидит человек, порой с чертовщиной дело имеет. На таком месте сидеть трудно, а усидеть еще труднее.

Он закончил есть, вытер и перекрестил рот. Не потому, что верил, просто от привычек, приобретенных в детстве, избавиться трудно. Отодвинул тарелки, посмотрел на половых и выбрал самого нахального, самого жуликоватого на вид. Поманил его к себе:

— Чего изволите? — склонился тот.

— Татарина позови, — сказал Гнатюк. — Скажи, дело у меня есть к самому.

— Не понимаю, — сказал половой.

— И не надо, сударь, не надо, — сказал Гнатюк. — Есть такие вещи, что понимать их просто опасно. Скажи татарину, что я жду.

— А как изволите отрекомендовать вас?

— Скажешь, человек пришел, долг Никите Африкановичу отдать. Он знает.

За ним пришли.

Его долго вели по узким вонючим коридорам, заваленным какой-то рухлядью.

— Входи, мил человек, — сказал провожатый.

За столом небольшой комнаты сидел крепкий кряжистый старик, одетый в дорогой халат.

Старик с интересом разглядывал чекиста.

— Откуда? Кто? — требовательно сказал старик. — Память у меня хорошая, уважаемый, в должниках у меня вы не ходите.

— Не хожу, — согласился Павел.

Скосив глаза, он увидел за своей спиной мускулистого человека с тщательно выбритой головой. Человек был раздет до пояса, и в руках у него была тонкая черная удавка, вся в маленьких узелках. В уголках рта этого странного и опасного человека белела пена.

Павел достал из кармана сверток и протянул хозяину.

— Долг, — просто объяснил он.

Никита Африканович развернул тряпицу, увидел дудочку и тут же торопливо завернул ее обратно. Встал, уже с нескрываемым интересом разглядывая Гнатюка.

— Ах, Тоша, Тоша, — сказал он. — Значит, погиб?

— Пал смертью храбрых, — кивнул Павел.

— Как вас зовут?

— Павел. Павел Борисович Гнатюк.

— Вы работали с Антоном?

— Можно сказать и так, — согласился начоперотдела.

— Это он вас мне просил передать? — Никита Африканович взглядом показал на тряпицу.

— Точно так, — коротко сказал Павел. — Больше у меня к вам дел нет. С вашего позволения, я откланяюсь, Никита Африканович?

Старик постоял у стола.

— Премного вам благодарен за то, что выполнили поручение моего друга, — сказал он. — Не смею вас больше задерживать. В деньгах не нуждаетесь? Быть может, в чем-то помощь требуется?

— Да нет, Никита Африканович, — сказал Павел. — Меня попросили завезти вам это, я и завез.

— Большую услугу вы мне этим оказали, Павел Борисович, — сказал старик. — Очень большую. Я у вас в долгу. Обращайтесь, если станет трудно или просто что-то понадобится.

— Непременно, — сказал Гнатюк. — Непременно обращусь.

В сопровождении татарина, бывшего телохранителем хозяина Хитрова рынка, он вновь прошел узкими коридорами, спотыкаясь о сломанные стулья, поваленные тумбочки, кипы дореволюционных газет, неведомо как оказавшихся в разбойном логове. Выйдя на улицу, он с наслаждением вдохнул свежий сладкий воздух.

Татарин хлопнул его по плечу.

Павел оглянулся.

— Жаль, — сказал татарин. — Хороший был человек. Большой человек. Мой все хорошо видит. Ты тоже большой человек. Только делаешь вид, что маленький.

Он шел по оживленной московской улице, глядя поверх толпы, не замечая идущих навстречу людей. События последнего времени странно надломили его. Он чувствовал себя другим человеком, которому не нравилось происходящее в мире, но, к сожалению, он был не в состоянии изменить настоящее. «Тогда попытаемся с будущим», — вдруг пришла в голову мысль.

Мысль это понравилась Гнатюку, она не оставляла его и на набережной реки, текущей вдоль красной кремлевской стены. На город опускался вечер. Прямо над Кремлем горела неяркая звезда.

«А интересно, чем сейчас занят этот чертов кот? — с радостным оживлением подумал Павел. — Ловит мышей или жрет сливки у Дарьи Фотиевны?» Он ошибался.

Кот Баюн Полосатович сидел в одиночестве, ерзал задом по табурету, готовясь к работе. Настроив себя соответствующим образом, кот Баюн поднялся на задние лапы, потянулся к чернильнице, обмакнул в чернильницу особым образом заточенный коготь, высунул розовый язык и, щурясь, вывел на чистом листе:

С известным красным разведчиком Антоном Кторовым судьба свела меня в то время, когда все в стране стало постепенно налаживаться. Он приехал в Лукоморск на поиски Голема, еще не подозревая, что судьба уготовила ему иное будущее. В этом молодом человеке меня подкупила тайная искренность и чистота, он совсем не был похож на тех большевиков, что встречались в моей жизни ранее. Я отдал много времени, чтобы пробудить в этом молодом человеке природную наблюдательность и внимание к деталям. Иногда мы с ним обсуждали произведения Конан-Дойла, и я радовался, отмечая, как растет над собой этот еще неопытный чекист, который, по моим наблюдениям, мог стать в один ряд с Лоуренсом Аравийским. Увы, иная судьба выпала ему…

Кот посидел еще немного, бумага перед глазами вдруг стала странно расплываться. Похоже, он сильно устал. Очень сильно. Кот Баюн с тоской посмотрел на сундук, где ему было приготовлено уютное лежбище, смахнул с круглых глаз выступившие вдруг слезинки и вновь принялся за работу.

Надо было много работать, чтобы успеть изложить на бумаге все, что происходило с ним в этой жизни. И о князе Вяземском, и о встречах с Денисом Давыдовым и Раевскими, об отмене крепостного права, о появлении вблизи Лукоморска легендарного броненосца «Потемкин». Надо успеть рассказать всю правду о Руслане, Рогдае и Людмиле, о кошечке Мини, о старухе Пятипопиной, которая превратилась в таковую из Семипопиной по личному указанию императора Павла [55] Купчиха Семипопина подала прошение на высочайшее имя об изменении фамилии на более пристойную. Император пребывал в меланхолии. Прочитав прошение, он хмыкнул и соизволил собственноручно написать на нем: «И в самом деле многовато. Достаточно будет и пяти!». . Да мало ли вспоминалось ему сейчас, в эти ночные часы, когда Баюн Полосатович любил и помнил всех окружающих, и даже людей. Всех, за исключением собак. О них Баюн Полосатович при всем своем желании не мог припомнить ничего доброго.