Сергей Синякин - Фантастическая проза. Том 1. Монах на краю Земли

Салауддину с ними сидеть надоело, и он ушел в вагон-ресторан.

Эльза, конечно, приготовила ему все в дорогу и сложила в сумку, с которой кто-то из сыновей ходил в школу. Но у любого мужчины должны быть деньги, чтобы позволить себе посидеть в вагоне ресторане, посмотреть на пассажиров и в окно, за которым тянутся лесополосы и бескрайние степи, где можно вырастить столько баранов, что их бы хватило всем — и тем, кто боролся за свободу, и тем, кто эту свободу от борцов защищал. Надо только положить автоматы и взять в руки топор и молоток, чтобы построить кошару. Но у борцов руки были заточены так, что только и могли держать автомат и бросать гранаты. Гвозди забивать они не умели, а если и брались за пилу, то только для того, чтобы распилить кого-нибудь из своих противников пополам.

Салауддин пил горьковатый и отдающий содой поездной чай. Продавцы для получения красивого цвета добавляли в заварку соды, а о том, как это будет вкусно пассажирам, совсем не думали. Салауддин терпеливо пил чай и думал, как он будет добираться до аула, но еще больше он думал, о чем ему говорить с отцом, который живет в разоренной Чечне, в то время как он, Салауддин, живет в благополучной России.

И еще он думал о том, что дорога всегда сопряжена с неприятностями, а он пока, слава Аллаху, едет хорошо, если не считать пьяных попутчиков, которые уже называли Салауддина кунаком, век бы ему таких друзей в этой жизни не видеть, а в той не встречаться!

И все-таки он был прав: дороги без неприятностей не бывает.

В тамбуре его остановили два милицейских сержанта в серых несвежих рубашках и, дыша на Салауддина водочным перегаром, потребовали у него документы. Один из милиционеров был нахрапист, невысок и постоянно вытирал ладонью реденькие рыжие усы, словно к ним что-то прилипло. На задержанного Салауддина он смотрел с радостным удивлением, словно умирал от скуки и неожиданно нашел себе развлечение. Второй милиционер был высок, худ и черняв. На правом бицепсе — там, где кончался короткий рукав серой рубашки, синела округлая татуировка, разглядывать которую Салауддин посчитал неприличным.

Баймиров неторопливо расстегнул нагрудный карман, достал паспорт и отдал его старшему милиционеру, чье старшинство определил по нетерпеливой и бесцеремонной нахрапистости.

— Нохча, — сказал милиционер, посмотрев вторую страницу паспорта. — К своим возвращается!

— Вайнах, — поправил его Салауддин. — В Царицынской области живу.

— А по мне — вы все на одну харю! — сказал второй милиционер с неожиданной ненавистью. — Я бы вас, падл, всех к одной стенке поставил!

Салауддин промолчал. Милицейская ненависть обжигала.

— Значит так, — сказал старший, задумчиво похлопывая паспортом по раскрытой ладони. — Деньги есть?

— Как без денег? Немного есть, — осторожно сказал Салауддин.

— Гони косую, — сказал милиционер, для убедительности тыча в живот Салауддина стволом кургузого, но оттого не менее опасного автомата. — Гони, козел, если не хочешь, чтобы мы тебя на ближайшей станции высадили!

Взглянув в его мутные возбужденные глаза, Баймиров понял, что деньги придется отдать. Перспектива застрять на половине дороги, да еще с возможным клеймом чеченского террориста Баймирову была не по душе. Поэтому он молча протянул рыжеусому деньги и некоторое время терпеливо ждал, когда напарник рыжеусого перепишет на листок данные с его паспорта.

Вернувшись в купе, он забрался на свою полку и лег.

Не то чтобы ему было жалко денег, хотя и их Салауддин лучше бы отправил в Москву детям, но плохо было на душе у Баймирова. Нельзя так поступать, не по закону поступали милиционеры, в Царицыне милиционеры никогда с него не брали деньги, хотя и видели, что он вайнах. Хотя, с другой стороны, все дело, наверное, в том, что ближе к войне люди становятся злее и бесцеремоннее. И нечестнее.

Придя к такому заключению, Салауддин перевернулся на спину и стал смотреть на тусклый огонек светильника, помаргивающий в такт перестуку колес.

На нижних полках слышалась возня, позвякивание стаканов и пьяное бормотание будущих горных орлов президента Дудаева.

— Бля буду, — доказывал татарин Азамат. — Я на стрельбище все упражнения на «отлично» выбивал. Меня точно к этим самым «белым колготкам» отрядят. Ну, значит, и будем сочетать приятное с полезным…

Странное дело, но после встречи с жадными милиционерами разговор двух наемников внизу Салауддин воспринимал без прежнего раздражения.

И еще он немножечко жалел, что не воспользовался предложением зеленокожего. Как он там говорил: всего полчаса лету?

Гудермес показался Салауддину Баймирову похожим на свалку, которую начали приводить в порядок. Среди полуразрушенных зданий лежали кучи битого кирпича, перемешанного с каким-то невообразимым тряпьем. Сломанные и лишенные ветвей деревья сухими клыками смотрели в пасмурное небо, а среди этой разрухи рядом с вокзалом, в котором не было ни одного целого стекла, из-за чего широкие окна были заделаны фанерой и грязным картоном от разорванных ящиков, шевелилась многоголосая и разноцветная толпа. В толпе продавали все. Несколько раз Салауддину по ошибке предлагали русских солдат, за которых можно получить неплохой выкуп. Салауддин отрицательно качал головой и старался быть невозмутимым. Но как можно оставаться невозмутимым там, где детское сухое питание было на вес золота, а людьми торговали, словно скотом?

Салауддин даже обрадовался, когда протолкнулся через толпу и оказался среди таких же полуразрушенных, но хотя бы пустынных домов. Около одного дома, который казался разрушенным менее других, стояли два бронетранспортера с круглыми башенками наверху, из прорезей выглядывали не то большие пулеметы, не то маленькие пушки. На подъезде дома колыхался сине-бело-красный флаг, около подъезда стояли несколько странно одетых, но вооруженных людей. У некоторых головы повязаны черными платками, кто-то в камуфляжных штанах и милицейской рубашке, другие и этих специфически служебных предметов одежды не имели, а своими спортивными костюмами с нашитыми на куртки погонами напоминали спортсменов, которых неожиданно призвали в армию, но обмундирование приказали приобрести за свой счет.

Лица у всех были явно кавказскими, и Салауддина это успокаивало и одновременно тревожило. Про боевиков он в Царицыне слышал, но то, что в Гудермесе, занятом русскими, они так спокойно будут расхаживать по улицам, Салауддин даже не предполагал.

Странно одетые люди оказались чеченской милицией.

Один из них, в спортивном костюме с погонами лейтенанта на широких плечах, дотошно проверил документы Баймирова и удивленно уставился на него: