Сергей Синякин - Фантастическая проза. Том 1. Монах на краю Земли

— Привыкнешь, — пообещал Дворников. — К тому же она совершенно ничем от обычной булки отличаться не будет, к тому же про говно ты сказал, а не я. Где столько этого добра напасешься, чтобы хлеба на всех хватило? Будет песок или, скажем, земля. Главное — чтобы материальное было. Одна материя переработается в другую, понял?

Они замолчали.

— Слушай, — вдруг спросил Дроздов, — так что же тогда получится? Комбайнеры не нужны, трактористы не нужны, кто работает на элеваторе — тоже не потребуются, хлебопеки, доярки, птичницы — всех получается побоку? Что же тогда народ будет делать?

— Творчеством заниматься, — авторитетно сказал Дворников. — Кто в науку подастся, кто песни петь да плясать станет, другие стихи и романы к твоему удовольствию сочинять станут. Да что там творить, путешествовать станут, мир познавать, к звездам намылятся!

— Врешь ты все, — сказал Дроздов. — Не станут они ничего сочинять, будут лопатами дерьмо в твои аппараты бросать и самогонку из него гнать. Сопьется народ со скуки!

В этот момент в комнату вошел капитан Скиба.

— Ну, славяне, — сказал он. — Седлайте коней. Последний парад наступает!

Поисковая работа однообразна и требует к себе наблюдательности и выносливости. Если с наблюдательностью у нас, можно сказать, дела обстояли удовлетворительно, то с выносливостью дело было значительно хуже. Поиск включает в себя движение по маршрутам внутри выделенного для того района, визуальное наблюдение и опрос населения по необходимым для розыска вопросам. Диверсант — не иголка в стоге сена, он обязательно привлечет к себе внимание, даже будучи в советской форме. Но одновременно нам в обязанность вменялось наблюдение за водным пространством Ладоги в пределах закрепленного района. Выполнять сразу обе задачи было намного сложнее. И еще следовало определить возможные места базирования подводной лодки, все-таки десять-пятнадцать метров длины в штаны не спрячешь, к тому же подводники должны были где-то питаться, отсыпаться и готовиться к новым выходам в озеро. А сделать это можно было в оборудованном под базу гроте или в домовладении, удобно примыкающим к озеру.

Нам достался маршрут по западному побережью озера, как раз там, где почти не было поселков. Участок был небольшой — между деревнями Тетерево и Соловьево. Всего две небольших деревушки на почти двадцатикилометровом участке побережья. Сами деревушки ничего особенного собой не представляли — десятка по три домишек, откуда, наверное, всех мужиков уже призвали. Берега Ладоги вообще не слишком заселены, и надо же именно нам досталась самая глухомань. Похоже, что кто-то заглянул в наши личные дела, хмыкнул, решил, что от этаких контрразведчиков проку будет мало, и отправил нас к черту на кулички, чтобы не путались мы под ногами у более серьезных людей.

Продпайком нас обеспечили, катер береговой охраны доставил до лесничества.

— Надежный человек, — охарактеризовали местного лесника знающие люди. — Делу революции предан, проверен на конкретных делах, в свое время принимал участие в ликвидации банды Сашки-душегуба. Староват, правда, но вы ведь его не женить едете!

Лесничему оказалось далеко за шестьдесят, но, на мой взгляд, женить его вполне можно было, лесничий даже мог позволить себе некоторую привередливость в выборе невесты. Одет он был, как все в прифронтовой зоне — в полевое обмундирование без знаков различия, да вместо кирзовых сапог носил литые резиновые, не расставался с двустволкой. Даже сев за стол, поставил ружье рядом с собой. Звали его Василием Поликарповичем Маховым, говорил он густым басом и не очень охотно.

На вопрос капитана, видел ли он в лесу кого-нибудь подозрительного, Мохов ответил отрицательно, но — как мне показалось — немного уклончиво. Тогда Скиба поставил вопрос несколько иначе: не замечал ли лесник во вверенных ему угодьях чего-нибудь странного, ведь там, капитан неопределенно мотнул головой вверх, товарища Мохова характеризовали как человека серьезного и наблюдательного. После этого вопроса лесник задумался, потом припомнил:

— Был один случай странной порубки по весне. Кто лес рубил, так и не понял. Я мужиков из Соловьево пытал, никто не признался.

— Покажешь потом — где, — сказал капитан.

— Отчего не показать? Покажу, — равнодушно пообещал лесник.

Оживился он, когда Дворников поставил на стол бутылку «сургучки».

— А вот это славно, — сказал Мохов. — Я похозяйствую, капитан?

— Ну, — с некоторым сомнением согласился Скиба, — хозяйствуй!

Стол у лесника был богатым, словно он в деревне Маслино жил. Была тут жареная зайчатина, и копченая кабанятинка, и соленые крепкие рыжики, и моченая с клюквой капуста, и домашний хлеб, который лесник выпекал сам, и прочие дары леса и озера, вроде вяленых лещей и жареной щуки.

— Богато живешь, — похвалил Скиба. — Только вот зайчатина — по сезону ли?

— Бывает, — скупо сказал лесник. — Ты, капитан, можешь не есть, раз уж такой законник, а твои подчиненные, как я погляжу, уже руками и ногами сучат от нетерпения. Подсаживайтесь, робятки, глаз жрет, да сытости не дает.

После обеда я вышел во двор.

Вокруг стоял лес — тихий, приветливый. Словно и не было вокруг войны, так, собралась хорошая компания и приехала к леснику в гости — на озере с удочками позоревать, по лесу с ружьишком пройтись или просто прогуляться по ельнику или березовой роще, грибки крепкие после первого дождя пособирать. Выпили, о жизни поговорили. Только вот надета на нас была военная форма, и с автоматами расставаться не приходилось, потому что совсем неподалеку слышались редкие раскаты канонады, словно отзвуки далекой грозы. И в лес без опаски нельзя было пойти, мало ли какие хищники по нему сейчас бродили, возможно — и двуногие.

Это только в книгах Шпанова шпионов и диверсантов легко было ловить. Одно из двух: или диверсанты и шпионы были толстые и неуклюжие, вроде моего соседа Ивана Кузьмича Конкина, которого арестовали в тридцать седьмом, либо противник забрасывал в наш тыл истинных дураков, которые даже в райкоме партии при постановке на учет по фальшивому партбилету со всеми здоровались, вскидывая перед собой руку и бодро говоря: «Хайль!». На деле же все получается иначе — топчешь лесные тропки, карабкаешься по кручам скал, сбиваешь в кровь ноги, а все впустую. За день мы проходили до сорока километров. Возвращались в лесничество, у всех ноги гудели от усталости. Одно хорошо, с питанием у нас дело наладилось, и мы быстро набирали утраченный вес и силы.

Места здесь были красивые. Маршрут вдоль побережья пересекала только одна речушка — Семужья, да и на той неподалеку от устья стоял деревянный мост, который никакого стратегического значения не имел, а потому для диверсантов не представлял ни малейшего интереса. Ради осторожности мы обследовали и его, мин не обнаружили, а срублен он был на совесть, должен был простоять не один десяток лет.