Андрей Кокоулин - Секретарь

Сделалось стыдно. Помнит Ромка, не помнит? Рука сама полезла в карман.

— На.

Брат неуверенно улыбнулся. Осторожно, поглядывая на Лёшку, словно ожидая обмана, вытянул купюру из пальцев.

— В долг, ага?

Лёшка шевельнул плечом. Повеселевший Ромка подмигнул и рванул за угол.

— Парни, парни, я здесь! Я не хотел, честное слово… Как бы шутка была, — заговорил он, сближаясь с теми, кто его искал.

— Да ты борзый! Ну-ка, пошли с нами, — весело объявил курильщик.

— Да есть у меня деньги!

— А мы и посмотрим.

Судя по звукам, Ромку взяли за шиворот рубашки.

С полминуты Лёшка простоял, не решаясь выглянуть. Не твои, блин, проблемы, — скреблось в голове. Ты вообще сейчас тонну потерял. Тонну! Вот так взял и отдал. Вернет тебе Ромка? Ага, братишка, жди!

Мурашки бежали по плечам и шее.

Страшно. Не сквир я, подумалось, уж точно не сквир. Так бы нырнуть за угол и в два приёма… Лёшка сглотнул. Нет, здесь не ойме. А он — не Штессан. Ему ещё до Штессана, блин… Не получится.

Когда он всё же высунул голову, у провала арки, из которой навстречу ему выбежал брат, никого уже не было. Белел лишь свежий окурок, придавленный каблуком.

Ну а чё? Они вполне дружелюбно общались с курильщиком…

Лёшка, оглядываясь, перешёл улицу. Конечно, если бы Ромка закричал… А так он у них, наверное, стырил что-нибудь.

На душе, впрочем, было противно. То ли от растерянности, вжавшей его в стену, то ли от потери денег. Тонна! А еще мамане отдать!

Чтобы вообще не видеть злополучную арку, на Гусарскую Лёшка не вернулся. Затопал по изгибающейся не в ту сторону Шевцова в поисках удобного проходного двора. Можно было, конечно, сделать еще больший крюк…

Где-то здесь, в слепой кишке улицы, окаймлённой старенькими двухэтажными домами, жила Ленка Линёва, первая любовь, все дела. Снеговика, помнится, вместе лепили. Записки друг другу писали. Портфели-бантики. Класса до четвертого, кажется, дружили, потом Лёшка как-то… остыл, что ли. Даже не понятно, как вышло.

И чего вспомнилось?

Он остановился. Глаза по памяти нашли и дом, второй от крытого сельскохозяйственного рынка, и узкое окно с синими занавесками, справа от газовой трубы, огибающей подъезд. В окне кажется горела лампочка. Светло, не очень-то разглядишь.

У Ленкиных родителей была двухкомнатная, и ей досталось целое, безраздельно владеемое царство в четырнадцать метров. Лёшка, обложенный довесками в виде Динки и Ромки, жутко завидовал. Может, поэтому в конце концов и раздружился? Перестал провожать…

А после пятого они оказались в разных классах. В местном отделе образования что-то там уплотнили, перекроили, оптимизировали, и в том, другом классе сделали специализацию — химико-биологический уклон. Лёшка же химию не переваривал.

На этом всё и закончилось.

Лёшка сплюнул, побил асфальт пяткой. Надо будет хотя бы номер Ленкин узнать. Посидим, поболтаем, вспомним… Как подруги маманины. Ах, как было раньше! Ах, вернуть бы!

Он хмыкнул.

Первый двор вывел его в параллельный Шевцова переулок, короткий и глухой. Длинное, окрашенное в бурый цвет здание какого-то склада или базы с нишей, закрытой шлагбаумом, перегородило путь. За зданием потянулся забор с пропущенной поверху колючей проволокой, завернувший Лёшку в какую-то другую тьмутаракань, в частный сектор с грядками и замшелыми домиками.

Бабулька, ковыляющая навстречу, на вопрос, как выйти к Первомайской, замотала головой в пуховом платке:

— Не знаю, милок. Недавно переехала.

Мимо протарахтел грузовик, подскакивая на стыках бетонных плит.

Примерно представляя, куда нужно идти, Лёшка запылил по обочине мимо забора, развернувшегося новой гранью — воротами и коробками гаражей за ними.

«Автосервис», «Шиномонтаж», «Запчасти».

Из-за ворот пахло то бензином, то машинным маслом, то шашлыками, сидели на лавочках чумазые механики со стеклянными глазами, звенело железо о железо, кашлял чахоточный мотор, делал паузу и снова кашлял, из будок с мутными стеклами подозрительно щурились на Лёшку небритые или усатые люди.

Забрёл. Вляпался. Нет чтоб по Гусарской…

Метров через двадцать Лёшка заметил, что за ним как бы сами по себе идут два парня — один повыше, другой поплотнее, руки в карманах коротких спортивных курток.

Сердце зачастило. Лёшка невольно ускорил шаг, но дурацкий забор всё не кончался и свернуть было некуда, разве что в огороды через дорогу.

И кто в этом виноват? Он, Лёшка? Ничуть! Ромка. Потому что из-за него он забрался сюда и из-за него сейчас может влипнуть. Недодушил, блин, подушкой!

Лёшка глянул на преследователей искоса, как бы рассматривая дом, и перешёл на трусцу. За спиной зашаркали торопливее, стараясь не отстать.

Уроды!

Забор выгнулся лесенкой. Дюралевые листы украсились рекламными плакатами, приглашающими на концерты и ярмарки. Ага, Лёшке сейчас как раз до них. Просто необходимо, просто очешуительно! Затем впереди как спасение возник островерхий теремок магазина, но сзади тут же припустили, надеясь не дать жертве первой добраться до дверей. Лёшка прибавил, хватая воздух сухим ртом. Воздух драл как наждак. В молчании, в шорохе подошв летели метры. Только преследователи сокращали расстояние быстрее, чем бежал Лёшка.

И никого! Пустота. День деньской, а все повымерли. Ну не уроды ли?

Несколько мгновений он слышал, как парни все явственней дышат ему в затылок, а потом понял, что еще чуть-чуть, и его или схватят за плечо, или собьют подножкой. До магазина оставалось метров десять. Может кто в витрину хотя бы заметит?

Ладно. Всё. Он больше не может. Лёшка резко остановился.

— Ну…

Его обдало ветром чужого движения, ткань чиркнула по ткани, парни промчались мимо, один, характеризуя Лёшку, бросил короткое слово с окончанием на «…дак». Их кроссовки выбили торопливую дробь из дощатого крыльца. Дын-дын-дом. На двери магазина-теремка звякнул колокольчик.

— Вы открыты ещё? — услышал Лёшка сквозь туман в голове. — Можно два пива?

Облегчение накатило слабостью.

Вот он придурок-то! Не по его душу гнались. Колени подогнулись, и Лёшка, как старичок, у которого прихватило сердце, нащупал опору в виде фонарного столба.

А он уж решил, что враги Мёленбека…

Дыхалка — дрянь, вот что. Быстро устаю, подумал Лёшка, втягивая воздух сквозь зубы. В горле стояла колкая сухость. Слюны не было. Может сока купить?

Он посмотрел на двери магазина. Парни, что спешили к закрытию, как раз вышли, переговариваясь и прихлёбывая бутылочное пиво. Они неторопливо спустились с крыльца, стриженые, лет по двадцать с лишним.

— Закрыто уже? — спросил их Лёшка, отлипая от столба.

— Ага, — ответил один. — А ты чё тормознул?

— Задохнулся.

— Ну, теперь тебе ещё квартал пилить, до ларька. Ларек круглосуточный, но выбор там фиговый. Немецкого, например, нет.