Тери Терри - Расколотая [litres]

Натужно сглатываю.

– И что же?

Он наклоняется ближе.

– Рейн вернулась, – шепчет он мне на ухо, и от его слов, его дыхания дрожь волной пробегает по моей коже.

Он улыбается и откидывается на стуле, маленьком школьном стуле, который выглядит под ним довольно-таки нелепо.

– Она действительно вернулась. Я не знал точно, как много ее в тебе. Но то, что ты сделала ночью… это ведь была она, не так ли? Эта твоя ночная вылазка… Кайла бы этого не сделала.

– Нет, не сделала бы, – соглашаюсь я, сознавая, что он прав.

Я изменилась, сильно изменилась. И продолжаю меняться. Голова идет кругом. Комната вертится, как в калейдоскопе, все движется, смещается. Я моргаю, и мир с Нико в его центре резко возвращается в фокус.

– И все же кое-что не совсем правильно?

– Что неправильно? – спрашиваю я. – Я все исправлю.

– Да? – Он улыбается. – Этот случай с Тори. Та Рейн, которую я знал, не стала бы рисковать ради одной девчонки, зная, что может провалить все наше дело. Она уладила бы все сама, и не стало бы ни Тори, ни проблемы.

Безопасность Группы превыше всего. Любой риск привлечь внимание лордеров должен быть устранен любыми доступными средствами. Но неужели она – я и вправду могла свернуть Тори шею? Или размозжить ей голову? Я представляю Тори с разбитой о дерево головой и содрогаюсь. Нет. Я бы никогда этого не сделала. Ведь не сделала бы, правда? И, однако же, я была близка к этому и остановилась только тогда, когда узнала ее. Внезапно воспоминания захлестывают мою память: оружие, крики, кровь – они говорят да. Рейн была способна на все. Да и Тори мне никогда особенно не нравилась… Так зачем же я помогла ей?

– Скажи, о чем ты думаешь, – говорит Нико голосом, который не допускает уверток.

Я пытаюсь:

– Мои мысли спорят друг с другом. Словно в голове у меня два голоса. И они видят вещи по-разному.

Он кивает, глаза задумчивые.

– Пожалуйста, объясни, что со мной произошло, – умоляю я. – Я не понимаю.

Он медлит. Улыбается.

– Это тебя мне нужно кое о чем спросить. Но кое-что я объясню. Иногда в тебе больше Кайлы, иногда – Рейн. Это вполне естественно. Твой мозг перестраивается. Со временем Рейн одержит верх, потому что она сильнее.

Непрошеное видение встает перед моим мысленным взором: Люси с окровавленными пальцами. И Нико… с кирпичом в руке.

Я тихо вскрикиваю и вытягиваю левую руку, гадая. Поворачиваю ее из стороны в сторону.

– Так это ты? Ты сделал меня правшой?

– Что-что?

– Разбил мне пальцы, – нерешительно продолжаю я. – Пальцы Люси.

Он отводит глаза в сторону. Явно колеблется.

– Ты помнишь, кто была Люси?

– Нет. Не совсем, просто несколько бессмысленных обрывков сна. Пожалуйста, Нико, у меня в голове такая мешанина. Что случилось с Люси? – Что случилось с десятилетней мной?

Он снова колеблется, раздумывает, потом кивает:

– Ну, хорошо. Ты была для меня особенной, Рейн. Но быть на стороне свободы – это всегда риск, что тебя поймают. Я знал, что должен найти способ защитить тебя, если лордеры наложат на тебя свои лапы.

– Как?

– Разделив твою личность на две половины, чтобы одна смогла выжить, если тебе сотрут память. Рейн была сильнее Люси, она и выжила.

По мере того как он говорит, я понимаю, что всегда знала это: я та, которая раздвоилась. Во мне живут двое: Люси с ее детскими воспоминаниями, и Рейн, чья жизнь была с Нико и «Свободным Королевством». Два кусочка пазла наконец сложились воедино. Люси сделали правшой. Она не пошла бы на это добровольно, поэтому Нико заставил ее. Рейн была левшой. А результат стирания памяти зависит от того, какой рукой преимущественно пользуется человек – правой или левой. Доступ в память зависит от доминирующего полушария и связан с тем, правша человек или левша. Но кто я была, когда мне стерли память?

– И все равно я не понимаю. Если Рейн была сильнее и верховодила, почему лордеры не стерли ей память как левше?

– В том-то и заключается вся прелесть этого. Рейн спряталась внутри, когда тебя поймали – тебя этому учили, – поэтому превалирующей стала та часть тебя, которая являлась Люси.

– То есть лордеры полагают, что, когда они стерли мне память в прошлом году, я была правшой. И о Рейн они ничего не знали, поэтому стертой и оказалась лишь часть воспоминаний.

– Именно. Люси исчезла. Она была слабой. Но ты, эта особенная Рейн, пережила Зачистку, спрятавшись глубоко внутри, и ждала подходящего момента, чтобы вырваться наружу.

– И это, – я кручу на запястье свой «Лево», – больше не работает, потому что я снова Рейн, левша. Он привязан не к тому полушарию моего мозга.

– Именно. – Он берет мою левую руку в свою. Нежно целует пальцы. – Прости, что тогда причинил тебе боль. Но я поступил так потому, что это был единственный способ защитить тебя.

Итак, Люси исчезла навсегда. Вот почему я не могу вспомнить ничего из ее жизни. Боль потери затопляет меня, заполняет пустоту внутри. Такая большая часть моей жизни уничтожена, забыта. Но другая часть меня все же здесь: Нико спас меня. Если бы не он, от меня прежней не осталось бы ничего, и я никогда бы не узнала, что потеряла.

– Спасибо, – шепчу я и задаюсь вопросом: если Рейн сильнее, не означает ли это, что Кайла тоже исчезает? А вместе с ней – и все ее надежды и привязанности? Например, Бен. Я чувствую, как слезы щиплют глаза, и часто-часто моргаю. Не плакать! Только не перед Нико. Не надо! Потом к боли примешивается страх: Нико не любит слабости.

Но вместо того чтобы разозлиться, он берет меня за руку.

– Что такое? – мягко вопрошает он. Я льну к его руке. Она намного крупнее, сильнее. Он мог бы раздавить мою в один миг.

– Бен, – шепчу я.

– Расскажи. Мне мало что известно об этом. Что с ним произошло на самом деле? – Он делает ударение на последних словах, словно знает, что официальная версия истории – лишь часть правды.

– Это я виновата. Это все из-за меня, – наконец произношу я вслух то, что все это время не давало мне покоя, терзало душу.

– Почему? Что ты сделала? Расскажи.

– Я срезала его «Лево».

И пока я излагаю факты, Нико передвигает свой стул поближе к моему и обнимает теплой рукой за плечи. Память заполоняют образы… Вот Бен в агонии. Вот я убегаю, бросая его на произвол судьбы. И какова она, эта судьба? Что с ним стало? Умер ли он из-за того, что я сделала, или позже? У лордеров?

– Что с ним случилось? – спрашиваю я, глазами умоляя дать мне хоть крошечную надежду.

– Ты же и сама знаешь ответ на этот вопрос, – говорит Нико. – Знаешь, что лордеры сделают с ним, если он все еще жив.

Я киваю сквозь слезы.

– И знаешь, что они сделали с его родителями.

– Да.

– Ты ведь чувствуешь это, Рейн? В душе? Гнев.

И гнев мгновенно вспыхивает, словно куча сухого хвороста, к которому поднесли спичку. Огонь пылает у меня в душе, гораздо более горячий и яростный, чем тот, что поглотил дом Бена. Чем все пожары, устроенные лордерами прошлой ночью.