Тери Терри - Разрушенная [litres]

Стелла помогает мне спрятать подарки в шкаф; оставляю только предметы для рисования и кое-что подходящее из одежды. Она направляется к двери, потом оборачивается:

– Все-таки скажу кое-что. Ты была права. Мне не следовало вмешиваться в твои испытания. Я сделаю так, что они никак не повлияют на твое распределение, хорошо?

Уходит.

Ладно. Я смотрю на дверь, за которой она скрылась. В самом деле сделает? Время покажет.

Достаю почти законченный портрет Мэдисон, наношу последние штрихи и кладу его в карман пальто.

Не могу успокоиться, несмотря на поздний час – спать совсем не хочется. Отпираю первый шкаф и достаю альбомы. Каждый начинается со дня рождения, и я снова смотрю на праздничные снимки: подарки, торт, улыбки. За исключением, конечно, первого альбома. На самом деле первый день рождения приходится на тот день, когда человек появляется на свет, разве не так? И ему положен торт с большой цифрой «ноль» сверху. Вместо этого в альбоме мои снимки: я смеюсь, тянусь за игрушками, ползаю по полу. Очень неохотно принимаю ванну.

Убираю альбомы и, выключив свет и закрыв глаза, прижимаю к себе мягкую зеленую шерсть, все еще надетую на пижаму. После боли, вызванной сном про папу и его записку, после нахлынувших воспоминаний мне наконец-то тепло, и я чувствую, что кому-то нужна. Может быть, достаточно Стеллы. Одного любящего родителя, который никогда от меня не откажется.

Каждый год она подыскивала мне подарки, которые нравятся и сейчас. Заботливо заворачивала их, прятала в шкаф – все для дочери, которую она, может быть, уже отчаялась увидеть. Как это все нестерпимо грустно, хотя я уже вернулась.

Тем труднее вынести мысль, что эти годы тебя кому-то не хватало.

Утро начинается рано. Как и договаривались, Финли в семичасовом автобусе; я киваю ему и молча сажусь впереди.

Выйдя из автобуса, я молча направляюсь к задней двери кафе Коры. Финли идет следом и нагоняет меня возле входа. Я стучу. Дверь заперта, но вскоре открывается.

Кора видит нас, и в ее глазах сразу загорается надежда.

– Заходите, – говорит она, и мы проскальзываем внутрь. Она выглядывает в темную аллею, потом захлопывает дверь и запирает ее.

– Есть новости? – Она переводит взгляд с меня на Финли, потом оба смотрят на меня.

Качаю головой.

– К сожалению, новостей нет. Но, возможно, мы можем кое-что сделать. Вы слышали про ПБВ – «Пропавших без вести»? – Они отрицательно крутят головами. – Это большой секрет. У организации «Пропавшие без вести» есть веб-сайт, на котором публикуются данные о пропавших людях, и целая сеть сотрудников пытается найти их или выяснить, что с ними случилось.

– Похоже, с Мэдисон ничего хорошего не случилось, – замечает Кора.

Финли щурится, качает головой.

– Лучше знать. Как нам это сделать?

– Нужна недавняя фотография Мэдисон. Если не найдем, я нарисовала портрет. – Достаю рисунок, сделанный прошедшей ночью.

– Хороший, но у меня есть фото. – Кора отодвигает стул и выходит в соседнее помещение.

Финли протягивает руку, касается лица Мэдисон на бумаге пальцами.

– Жаль… – Он замолкает.

– Чего?

– Жаль, не сказал ей о своих чувствах.

– Думаю, она знала, – говорю я, хотя не уверена, что так и было. У них ведь все только началось. Понимала ли Мэдисон то, что кажется таким очевидным сейчас? Он любил ее. Любит , поправляю я себя.

Возвращается Кора с несколькими снимками, и мы выбираем один. Заметив, что Финли очень хочет заполучить фотографию Мэдисон для себя, Кора протягивает ему другой снимок.

– Если хочешь, возьми себе и рисунок, – предлагаю я, и он прячет портрет в свою сумку.

– Что дальше? – спрашивает Кора.

– Это моя забота, – отвечаю я.

Они обещают никому не говорить, и я, уходя, размышляю, зачем это делаю. Я не о сообщении в ПБВ о Мэдисон, а о том, что втягиваю их в опасное предприятие. Риск огромен, но и другого способа дать им возможность надеяться нет.

Этим занимался Эйден, он давал людям надежду. Присоединяйся к нам, говорил он. Похоже, я так и сделала.

Для школы еще слишком рано, и я отправляюсь к доске объявлений, про которую рассказал Эйден. Она как раз там, где он и говорил, на боковой стене какого-то здания. Вокруг никого, и я приклеиваю объявление: Ищу партнера по шахматам, пожалуйста, найдите Аниту в холле КОС.

Теперь остается только ждать.

По пути в школу делаю несколько снимков: Кезик на восходе солнца. Оно поднимется из-за гор, разом озаряя их лучами света, и темные тени уступают место ослепительно-яркому утру.

Подхожу к школе и вижу родителей, ведущих детей к воротам; учительница внимательно следит за каждым ребенком, входящим на территорию школы.

С другой стороны приближается женщина с двумя детьми и младенцем на руках. Один из мальчиков спотыкается, падает и принимается реветь. Мать перекладывает ребенка на одну руку, нагибается, пытается поднять сына.

– Может, я помогу? – Улыбаясь, я помогаю мальчику, успокаиваю его, и оба брата проходят в ворота.

– Спасибо, – благодарит мать. – Ты новенькая в школе?

– Прохожу испытания перед учебой на учителя.

– Может быть, когда-нибудь будешь учительницей у этого ребеночка. – Она улыбается и с нежностью смотрит на младенца. Мальчик? Девочка? Не могу сказать. Даже завернутый в одеяло, он крошечный, на головке самая маленькая шапочка из всех, какие я видела, и крепко спит.

– Как знать. Все может быть.

Подходит еще одна учительница и принимается щебетать над малышом.

– Сколько ей сейчас?

– Почти четыре недели, – отвечает мать.

Оставляю их и захожу в ворота. О младенцах я совершенно ничего не знаю. Она такая крошка. Всего четыре недели? Я хмурюсь. На первых фотографиях из альбома у меня пухлое личико, я ползаю и занимаюсь с игрушками. Сколько мне было, когда сделали первые снимки? Может, у Стеллы есть еще альбом, спрятанный где-нибудь. Она помешана на фотографиях, и трудно поверить, что Стелла упустила бы случай запечатлеть меня совсем маленькой. Значит, такой альбом должен быть.

Весь день меня что-то беспокоит, как больной зуб, который не удалили; ты трогаешь его языком, шевелишь и толкаешь, пока не выпадет. Сегодня я не на уроках искусства, а со вторым классом на всех занятиях, и такая рассеянная, что учительница вынуждена повторять мне свои инструкции дольше, чем ученикам. Наверное, сочтет меня дурочкой.

После обеда у них чтение, и в классе есть именинница, ей сегодня семь, так что она выбирает, какое произведение читать следующим. Учительница начинает чтение выбранной книги – она старая, потрепанная, взята с самой нижней полки; в ней рассказывается про принцессу, спасавшую зверей, и меня уносит куда-то прочь, пока я смотрю на воздушные шарики, привязанные к стулу именинницы и плавающие над ее головой.