Тери Терри - Разрушенная [litres]

Шкафы с классами текущего года стоят впереди, а что за ними? Я заглядываю дальше. Там шкафы с личными делами всех учеников – год за годом, десятилетие за десятилетием, с того самого дня, как около тридцати лет назад школа была переименована и открыта заново.

Должны быть и ящики с годами, когда я здесь училась. Смотрю на дверь – закрыта, заперта, тихо. 2047–2048 учебный год – мой последний в этой школе. Нахожу нужный шкаф, вытягиваю ящик с пометкой А – Л, ищу документы Люси Коннор, но впустую.

Погоди минутку. Астрид, моя бабушка, тоже Коннор, и фамилия Стеллы – Коннор. Может, раньше у меня была фамилия папы, а потом они ее заменили? Как его звали? Дэнни, значит, Дэниел. Я опускаю плечи, закрываю глаза, упираюсь лбом в холодный металл шкафа и прошу его поведать мне свои секреты. Стараюсь отпустить мысли в свободное плавание, но ничего не выходит. В раздражении принимаюсь просматривать все подряд, начиная с «А», но понимаю, что это растянется надолго.

Возвращаюсь к своим папкам, и утро, наконец, заканчивается. На обеденный перерыв покидаю канцелярию и брожу по площадкам возле школы.

Все они огорожены забором слишком высоким, чтобы десятилетняя девочка могла перелезть без лестницы. На единственных воротах установлен электронный замок; он закрыт, необходимо знать код, который наверняка не известен учащимся.

Холодно, но на земле лежит снег, с ним можно поиграть, и на площадках много детей; лепят снеговиков, играют в снежки. Один снежок, просвистевший мне прямо в голову, я замечаю слишком поздно и не успеваю увернуться. Подходит учительница, кричит на детей, велит прекратить.

Я выбираю снег из волос.

– Все нормально? – интересуется она.

– Прекрасно, – отвечаю я и прислоняюсь к воротам.

– Ты одна из новых обучающихся, не так ли?

– Пробую стать ею, – говорю в ответ.

– Ну и как, нравится?

– Очень даже. – Внимательно ее разглядываю. – Пока не сказала, вы не знали наверняка, кто я. Здесь может прогуливаться любой желающий?

Она качает головой.

– Здесь камеры, – объясняет она и показывает: одна у ворот, другие на здании, несколько на деревьях. – Охрана точно знает, кто ты, но я могу и не знать. А ворота запираются.

– Так всегда было?

Учительница пожимает плечами.

– Миссис Медуэй помешана на безопасности. – Она оглядывается – самые ближние к нам мальчишки слишком далеко, чтобы услышать, – но все равно понижает голос: – С тех пор как из школы пропала девочка. Лет шесть или семь назад.

– Вот как? По-моему, я что-то об этом слышала. Как ее звали? – спрашиваю я, стараясь, чтобы голос звучал беззаботно и легко, а сама изнываю от желания услышать свое настоящее имя.

– Луиза или что-то похожее… Да, точно. Луиза Ховард, кажется. – Тут на другом краю школьного двора начинается свалка; один снеговик разрушен ударами маленьких ног, слышны протестующие вопли. Учительница спешит разобраться с происходящим.

После обеденного перерыва возвращаюсь к своим шкафам. «Луиза» звучит похоже на «Люси»; может, меня звали Люси Ховард?

Не нахожу ни Люси Ховард, ни Луизы Ховард. Но учительница перепутала имя; возможно, и фамилию не совсем точно назвала.

Углубляюсь в поиски на литеру «Х» и очень скоро нахожу: Люси Ховарт. Читаю имя, шепчу его вслух и уже знаю – это она. Руки дрожат. Я действительно вспоминаю некоторые вещи, и их все больше и больше; может, они не такие уж значительные, но раньше я и представить не могла, что окажусь способна на такое. Это как с кирпичами: вытащи один снизу, и остальные обвалятся.

Вытаскиваю свою папку. Объемистая. Неужели я была прогульщицей и лентяйкой? Почему-то мне так не кажется. Стелла такого бы не допустила.

На обложке – информация для регистрации. Родители: Стелла и Дэниел Ховарт – Дэнни-Шпион – и сведения для связи с ними. Внутри – обычные документы, с какими я занималась целое утро. Отзывы учителей, несколько справок о пропуске занятий, но очень немного – я редко болела. И уже тогда проявила талант к рисованию: побеждала на конкурсах в школе и по всей стране. Если АПТ требовался художественно одаренный ребенок, то им трудно было меня не заметить – с помощью моей семьи или без нее. Это я беру себе на заметку.

В самом конце своей папки нахожу одну отдельную: доклад об исчезновении. Начинается с сообщения об отсутствии на уроках после обеда. Далее письменные объяснения, потом они же в отпечатанном виде. Как связывались с моей матерью, потом – с властями. Подтверждение о присутствии в школе до полудня; я пропала после обеда. Никто на площадках не видел, чтобы я уходила; все покрыто тайной. Документы заканчиваются как-то внезапно. Люси просто исчезла. Что с ней случилось? То есть со мной. Никто не знает. Ответа нет.

Я складываю документы в папку, засовываю ее в тот шкаф, где нашла, и снова принимаюсь сортировать накопившиеся в корзинах бумаги. Не сосредотачиваюсь на том, что держу в руках, только на буквах алфавита, согласно которым и размещаю все в папки, а минуты между тем бегут.

Куда я ушла?

Ладно, ворота тогда могли и не запираться, и камер, возможно, еще не установили, но трудно поверить, что кто-то сумел похитить меня из школы незаметно. А что, если с этим человеком я согласилась пойти сама?

Например, с папой.

Вечером решаюсь на попытку. Объясняю Стелле, почему не могу поверить в то, что папа отдал меня АПТ. Рассказываю, как он проник в охрану АПТ, туда, где меня держали, как ночью выкрал из помещения. Как мы бежали через пески к лодке. Потом я споткнулась, и нас настигли. Как Нико обеими руками поднимал пистолет. Отец лежал на песке и просил меня закрыть глаза, велел никогда не забывать, кто я на самом деле. Я не смогла отвести взгляд. Видела, как он, умирая, смотрел мне в глаза.

Я рассказываю, что вид умирающего отца стал тем краеугольным камнем, на котором Нико и доктор из АПТ построили свой замысел: я не могла смириться со смертью отца, и мое сознание раскололось. Случившееся спряталось глубоко внутри. Расщепление моей личности отвечало их целям: когда меня зачистили, часть памяти уцелела и только ждала условного сигнала, чтобы всплыть на поверхность, чтобы я могла принимать участие в акциях АПТ.

Стелла плачет. Всхлипывает, глотает слезы. Она не знала, как умер папа, не знала даже, умер ли он. Знала только, что исчез, да так и не вернулся.

Она не догадывалась, что в этом есть моя вина.

Но, несмотря на ее рыдания, могу сказать: она еще верит, что именно папа забрал меня у нее.

Осторожно, как шпион, пересекаю школьный двор, постоянно наблюдая за учительницей, дежурящей на игровых площадках. Выжидаю, когда она отвлечется. Какие-то мальчишки задирают и пихают друг друга; столкновение перерастает в драку. Крики усиливаются, все, вытянув шеи, наблюдают, затем, наконец, драку замечает учительница и спешит туда.