Тери Терри - Разрушенная [litres]

– Лордеры? – прошептала я.

Она кивнула.

Нет. НЕТ. Этого не могло случиться, не могло. И не здесь. Чувствую, что ноги мои засасывает зыбучий песок, он увлекает меня вниз, в другой кошмар.

– Что она могла натворить? – спрашивает Кора.

Качаю головой. Ничего, чтобы заслужить такое. Я моргаю, но слез нет, только пустота внутри; я знаю наверняка, кто несет ответственность за происшедшее: Астрид Коннор. Моя бабушка. Это ее работа. Или даже Стеллы? В животе ворочается холодный ком. Я заставлю ее кое-что сделать. Заставлю исправить это.

Остаюсь, чтобы приготовить чай, успокоиться после перенесенного потрясения и привести в порядок мысли. Кора рассказывает, что после ухода лордеров выгнала посетителей. На столах в зале еще видны тарелки с недоеденными обедами. Соскребаю объедки в помойные баки, составляю посуду в мойку, убираю продукты в холодильник.

Уже возле двери задерживаюсь и поворачиваюсь к Коре:

– Мне пора. С тобой все будет в порядке?

Она пожимает плечами:

– К утру приду в себя. Спасибо за помощь.

Иду к автобусу, ее слова эхом звучат в голове. Кора не стала бы меня благодарить, знай она, кто моя бабушка.

Подхожу к остановке. Автобус ждет, и я поднимаюсь в салон. Вижу Финли. Меня пронзает боль, когда я понимаю, что должна все рассказать ему. Автобус трогается, и я направляюсь к тому месту, где он сидит.

– Финли? – Он поднимает взгляд. Лицо белое, глаза мертвые. Он знает. Кто-то из посетителей кафе или знакомых на улице, должно быть, рассказал ему, что случилось с Мэдисон.

Ничего не говорю. Сажусь рядом с ним, словно своим присутствием могу как-то помочь.

Захожу в приемную пансионата. Время чаепития миновало, но здесь стайка бледных от волнения, перешептывающихся между собой девушек. Новости разлетаются быстро.

– Где Стелла? – спрашиваю я.

Одна из них указывает на дверь кабинета, но не успеваю я направиться к ней, как дверь открывается. Стелла кивает всем и идет через холл.

– Подождите. – Она оборачивается на мой голос. – Вы знаете, что случилось с Мэдисон? – спрашиваю я, и шепот прекращается.

Стелла останавливается. Смотрит на меня, и ее глаза говорят: «успокойся», но я не подчиняюсь:

– Вам ведь известно, что ее забрали сегодня лордеры. Довольно странно – как раз на следующий день после того, как Астрид, ваша мать, приезжала на обед.

– Достаточно, Райли.

– Нет, не достаточно. Совсем не достаточно; еще ничего и не сказано. Что вы собираетесь предпринять по этому поводу? – Краешком сознания я отмечаю, что остальные девушки придвинулись ближе, что все молчат, но наблюдают за разворачивающейся на их глазах сценой, раскрыв рты. Взгляды перебегают со Стеллы на меня.

– Я ничего не могу поделать.

– Но она – ваша мать. Это что-нибудь значит?

Стелла не отвечает

Я качаю головой. Слышу, как Элли подходит и берет меня за руку. Тянет к двери в коридор, за которым находится моя комната, и я позволяю себя увести. Поднимаюсь по ступенькам, но наверху, возле двери, останавливаюсь и смотрю на Стеллу. Она все еще неподвижно стоит на том же месте.

– Нет. Похоже, действительно ничего не значит, – говорю я и вместе с Элли выхожу в коридор.

«Отведите ее в башню!» – так в шутку сказала Мэдисон, когда в первый раз провожала меня в мою комнату.

Элли пытается вызвать меня на разговор, но я отсылаю ее и запираю дверь. Все мои друзья исчезают. Паунс скребется в дверь, но я не обращаю внимания. Начинается ужин, но я остаюсь в комнате. Никто не приходит проведать меня – они знают, где я, знают, что не вышла к ужину, ну и что?

Никто даже слова не сказал. Разве не в этом главная проблема? Если бы все мы, каждый житель страны, поднимались и говорили «прекратите, хватит» всякий раз, когда подобное происходит, разве это не прекратилось бы?

Похоже, я начинаю рассуждать, как Эйден.

Поздно вечером в мою комнату тихо стучатся. Дверь открывается. У входа стоит Стелла и смотрит на меня. Я сижу в кровати, закутавшись в одеяло и прислонившись к стене.

– Вижу, ты еще не спишь. Я подумала, ты, может, проголодалась? – Она держит в руке тарелку с ужином.

Я качаю головой и скрещиваю руки на груди.

Стелла заходит, ставит тарелку на стол. Садится на стул.

– Почему ты так разозлилась на меня?

В упор смотрю на нее:

– Тебе перечислить?

– Говори спокойнее. Что бы ты там ни думала, я ничего не могу сделать для Мэдисон. Она зашла слишком далеко.

– Она тебе никогда не нравилась.

– Неправда. Временами с ней бывало трудно, но…

– Тогда почему ты ничего не сделала? Почему не позвонила Астрид? Она должна тебя послушать.

– Астрид не станет меня слушать.

– Значит, такая у тебя философия? Что матери не должны слушать своих дочерей?

– О чем ты говоришь?

Я качаю головой.

– Сейчас это не важно. Важна Мэдисон. Астрид должна услышать от тебя, что поступила несправедливо, и вернуть нам Мэдисон! Как она могла позволить схватить ее, если Мэдисон всего лишь честно ответила на вопрос, просто сказала, о чем на самом деле думает?

– Слишком много правды тоже бывает во вред. И будь осторожна, когда говоришь о своей бабушке!

– Ты что, защищаешь ее?

– Не совсем так, но…

– Но что?

Стелла вздыхает:

– Ей кажется, что она поступает правильно. Что она защищает всех остальных, убирая…

– Убирая гнилые яблоки? Какая чушь! Она всего лишь свихнувшаяся от власти, манипулирующая людьми психопатка.

– Думай, что и кому говоришь!

Я качаю головой:

– Ты с ней заодно.

– Она моя мать.

– Это недостаточное основание. Люди должны заслуживать уважение, даже матери.

– Люси! Ты ей многим обязана. Не говори о ней так. – Стелла смотрит тревожно, словно у стен есть уши, но если и так, сейчас мне все равно.

– Чем? Чем я ей обязана?

Стелла не отвечает.

– Ты такая же, как она.

– Что ты имеешь в виду?

– Делаешь то, что считаешь лучшим для меня, понятия не имея, чего хочу я.

Она смотрит на меня, в глазах угадывается беспокойство.

– Да, я все узнала: ты дернула за веревочки, разве не так? Ты записала меня для прохождения испытаний в пансионате. Значит, ни мои поступки, ни слова не имеют значения – уже определено, где я окажусь?

Вот оно, в ее глазах. Подтверждение.

– Люси, выслушай меня. Я просто хочу уберечь тебя от опасности. Тебя найдут, если…

– Меня найдут, если ты будешь называть меня Люси и если ты, таким образом, привлечешь ко мне внимание. Если бы папа был здесь, ничего этого не случилось бы. Ничего бы мне не угрожало.

Она вскакивает:

– Замолчи! Сама не знаешь, о чем говоришь. Ты его даже не помнишь!

Я не отвечаю, но она, должно быть, читает в моих глазах, и на лице проступает ярость.

– Помнишь. Помнишь его. Но не помнишь меня. – Она холодно складывает руки на груди, по бледным щекам идут красные пятна.