Тери Терри - Стёртая [litres]

– Успокойся. Не паникуй. Да, один из твоих учителей, но ты пока еще его не знаешь. Мистер Джанелли, руководитель отделения искусств. Похоже, он увидел какой-то твой рисунок и теперь добивается твоего перевода в свой класс.

– Правда? – Я чувствую, как растягиваются в улыбке губы.

Она хмурится.

– Он был в высшей степени назойлив.

– Мне очень жаль, но… Так я могу ходить к нему на курс?

– Да. Вот твое новое расписание. – Миссис Уинстон сует мне листок. – Теперь, чтобы все сошлось, придется передвинуть математику. У тебя будет два занятия в неделю во время ланча, а остальными днями распоряжайся отныне как хочешь.

– Спасибо. Спасибо большое. Я…

– Все, иди.

Я торопливо встаю, иду к двери и провожу карточкой по сканеру.

– И да, Кайла?

Поворачиваюсь.

– Да?

– Не слишком-то радуйся. Я не хочу, чтобы ты меня беспокоила или чтобы кто-то беспокоил меня из-за тебя в ближайшее время. Это понятно?

Последние слова доктор Уинстон произносит с милой улыбкой, отчего они звучат особенно неприятно.

Я прячу улыбку, киваю – да, понятно, – вылетаю из офиса и мчусь вниз по лестнице.

Мистер Джанелли, мой защитник и спаситель, встречает меня совсем не так, как я ожидала.

– Ты кто? – сурово вопрошает он, когда я проскальзываю в класс после звонка.

– Кайла Дэвис.

– Кто?

– Новая ученица. Вы разговаривали насчет меня с доктором Уинстон?

При упоминании имени на его лицо наползает грозная тень.

– Ага! Девочка с совой. Это из-за тебя мне пришлось вынести три встречи с этой невыносимой женщиной.

Я нервно оглядываюсь, но дверь закрыта, и миссис Али ушла. Обвожу взглядом учеников, и настроение падает – Феб. Замечательно. Мы с ней снова вместе, теперь и на этом курсе.

Между тем мистер Джанелли выхватывает из стопки на столе мой набросок с совой, показывает всему классу и начинает объяснять, как я могла бы сделать его лучше. И да, тут он прав.

Но сегодня у нас живопись.

Что бы изобразить?

Мое безопасное место. Может быть, мне будет легче попадать туда. Начинаю с неба. Смешиваю краски на палитре, добавляю белого для кудрявых облачков, подчищаю мастихином. Я так увлечена работой, что почти не слышу голосов за спиной.

– Интересно, что такое она натворила, чтобы ее зачистили?

– Держу пари, ничего хорошего.

– Вряд ли что-то серьезное – такая дохлая да еще и размазня.

– Может, издевалась над малышами – они же отпора дать не могут.

– Или подожгла свой дом и поджарила заживо родителей. Типа приготовила барбекю из папочки и мамочки. То-то, наверно, криков было.

Оборачиваюсь.

– А может, перерезала кому-то горло мастихином. – Я взвешиваю ножичек на ладони.

Подруга охает и откидывается назад, но Феб смеется.

– Ты же знаешь, что бы она ни сделала раньше, теперь она никому не может навредить. А если попробует, умрет. У нее просто мозги расплавятся!

Я отворачиваюсь и возвращаюсь к работе.

«Зеленые деревья голубое небо белые облака зеленые деревья голубое небо белые облака…»

– Ну как? – с милой улыбкой спрашивает на перемене миссис Али. – Довольна новым расписанием?

А я не знаю, что сказать. Да – потому что, даже принимая во внимание гадости, которые говорили Феб с подругой, мне там нравится? Или быть посдержанней, чтобы она не подумала, будто я радуюсь тому, как ловко обошла правила?

Она смеется.

– Посмотрела бы ты на себя со стороны.

Миссис Али определенно в хорошем настроении сегодня.

Я неуверенно улыбаюсь.

– Мне нравится на основах искусства. Этот курс… – стараюсь вспомнить, что там говорил директор на Ассамблее, – поможет мне полнее раскрыть мой потенциал.

– Не повторяй чужие слова, Кайла. Ты подписала контракт и должна делать все, чтобы его выполнить.

– Можно вопрос?

– Конечно.

– Что бывает, если кто-то не выполняет контракт? Их могут… вернуть?

Миссис Али смотрит мне в глаза. Что-то мелькает на ее лице. Мелькает так быстро, что я не успеваю понять, что именно. Она снова улыбается.

– Держись потише, Кайла. Не высовывайся какое-то время. Пусть доктор Уинстон забудет, как ты ее допекла.

Мы идем на следующий урок, и я думаю о том, что она сказала. Мой вопрос так и остался без ответа. И это уже можно понимать как своего рода ответ.

Шлепаю по беговой дорожке.

«Может, издевалась над малышами… Или подожгла свой дом и поджарила заживо родителей. Типа приготовила барбекю из папочки и мамочки… Или перерезала кому-то горло мастихином».

Я прибавляю… быстрее… быстрее…

Представляю себя с ножом. С острым ножом из кухни – мастихин слишком тупой. Или устраиваю пожар – обливаю стены бензином и бросаю спичку. Или так: в руке стеклянная бутылка с горючей жидкостью и подожженная тряпка… все летит в окно… Осталась бы послушать крики? Нет. А уверена, что тебе это сошло бы с рук?

В том-то и дело, что не сошло бы. Вот так-то.

Дорожка расплывается перед глазами, и я бегу, чтобы удержать уровень, но мысли и образы лезут и лезут в голову.

Как насчет издевательств над детьми? Нет, этого я не могла. Или могла? Вспоминаю сон – автобус, разорванные на куски ученики. Практически дети.

Могла ли я сделать это?

Кто-то приближается сзади. Я прибавляю, но они догоняют… расстояние сокращается… Поворачиваю голову вправо – Бен.

– Ого. Так это ты.

Я киваю, говорить не могу – легкие изо всех сил стараются удержать необходимый организму запас кислорода.

Еще несколько кругов… еще… Бен рядом. Урок основ искусства закончился, но сказанное Феб не выходит из головы. После утренней смены я пошла в спортзал на беговую дорожку; сегодня первый день, когда мне не надо идти в общую группу на ланче. Присутствие Бена успокаивает, хотя он и умолкает после того, как несколько его попыток заговорить натыкаются на мое молчание. Он постепенно сбавляет шаг. Оставлять его одного я не хочу и тоже понемножку сбрасываю ход.

– Хватит? – спрашивает наконец Бен. Я киваю. Мы останавливаемся. Он берет меня под руку и ведет за собой. Ребят на территории много, но большинство делают вид, что не замечают нас.

– Не хочешь сказать, что случилось?

Я пожимаю плечами.

– Кто-то же завел тебя так, что ты носишься как сумасшедшая.

– Ничего особенного. Просто некоторые девчонки сказали кое-что. Глупости.

– Что сказали?

Я не отвечаю, но тяну Бена за руку, и мы меняем направление. Идем вдоль административного здания до мемориала, перед которым я останавливаюсь.

Как много имен вырезано на камне. Все они умерли шесть лет назад. Ну и воображение! Мне тогда было всего лишь десять лет, и я просто не могла там находиться.

– Что это такое?

– А тебе самому не интересно? Что такое ты сделал, чтобы тебя зачистили? А что, если я была террористкой? Что, если я убивала людей, например вот этих ребят? Если это я бросила бомбу в автобус?