Тери Терри - Стёртая [litres]

Я в башне без окон и дверей. Верхний край стены высоко надо мной и с каждой секундой уходит все дальше.

Внезапно кружок света вверху исчезает. И скребущий звук сменяется тишиной.

Вихрь паники внутри сменяется злостью. Я стучу в стену, пинаю и толкаю, снова и снова, и наконец наваливаюсь на нее. Сидеть здесь невозможно, слишком тесно; голые ноги и руки сбиты в кровь.

– Выпустите меня! – кричу я.

Открываю глаза. Два кружочка отраженного света смотрят на меня в темноте. Моргают. Себастиан?

Сажусь, включаю прикроватный свет. Себастиан рядом со мной на кровати, шерсть торчком, хвост распушился, и на моей руке набухает красным аккуратный ряд ровных царапин.

– Ты меня разбудил? – шепчу я и, осторожно протянув руку, глажу его по спинке. Возможно, это он спас меня от отключки. Почувствовал что-то или цапнул только потому, что я ударила его во сне?

Шерсть вскоре ложится; Себастиан устраивается рядом, вытягивается и урчит. Сердце замедляет бег, уровень поднимается от 3 почти к 5, но я не закрываю глаза. И не выключаю свет.

Я боюсь темноты.

– Колесница подана, – говорит с поклоном Джазз.

Поскольку одним из условий сделки, согласно которой Эми разрешается видеться с Джаззом, является присутствие на их встречах третьего, кататься на школьном автобусе с Беном мне больше не светит. Я забираюсь на заднее сиденье.

Ремня безопасности нет. Эми и Джазз садятся впереди, и я вздыхаю и внутренне подбираюсь. Джазз выезжает со школьной стоянки на главную дорогу, но через некоторое время сворачивает на проселок. Так мы что, домой не едем?

– Кайла, у меня для тебя сюрприз, – сообщает Джазз, глядя в зеркало заднего вида. Дорога его интересует меньше.

– Осторожно! – вскрикивает Эми, и он резко тормозит – дорогу переходит стадо овец. Фермер и его пес выражают недовольство сердитыми взглядами; сами же овцы шествуют через дорогу неспешно и бесстрастно.

– Ух ты. – Джазз посылает фермеру безмолвное «извините» и машет рукой, торопя овечек.

– Что за сюрприз? – спрашивает Эми, когда мы снова трогаемся с места.

– Мак нашел старый ремень безопасности для заднего сиденья.

– Ура! – говорю я с искренним чувством, мысленно умоляя Джазза остаться на дороге.

После едва не случившегося инцидента с овцами Джазз ведет себя немного осторожнее. Тревожная ночь и последующие попытки не уснуть на занятиях оставили меня без сил. Веки снова и снова ползут вниз, и стоит им только сомкнуться, как я ощущаю себя замурованной в кирпичной башне. Голова в очередной раз опускается на спинку переднего сиденья, и в голове начинают кувыркаться уже привычные образы: памятник с вырезанным на нем именем Роберт Армстронг, тесная башня…

– Держись, не засыпай, – говорит Эми, и я вздрагиваю.

– Вот видишь, – вставляет Джазз, – водитель не так уж плох, если пассажир может уснуть.

Мак вытаскивает из машины заднее сиденье.

– А что, если мы пока прогуляемся? – Джазз подмигивает Эми и со значением смотрит на меня. – Конечно, если ты устала…

– Вид у тебя и впрямь измученный, – подхватывает Эми. – Мы недолго.

Они направляются к отходящей от дороги тропинке.

– Не хотите брать меня с собой, так прямо и скажите, – обиженно бросаю им вслед я.

Мак выглядывает из машины и смеется.

– Выпей чего-нибудь, если хочешь.

– Нет уж, спасибо, – говорю я, помня о домашнем пиве, которым он угощал меня в прошлый раз.

– В холодильнике есть что-то полегче, – ухмыляется он, как будто знает, о чем я подумала. – В любом случае иди в дом. Перекуси, если захочешь. Включи телик. Они так быстро не вернутся. – Он снова смеется.

Другими словами, не стой над душой, пока я разбираюсь с этой грудой ржавого железа.

Ну и ладно. Я иду в дом. В холодильнике действительно обнаруживаются напитки, вполне невинные в сравнении с теми бурыми бутылками в буфете. В перерыве на ланч я пробежала несколько кругов и теперь чувствую себя по-настоящему голодной. Бен составил мне компанию и даже не спрашивал, что случилось. Может, ему надоело задавать вопросы, на которые я не отвечаю.

Нахожу сыр и неровно нарезанный – тоже домашний? – хлеб. Высовываю голову за дверь и кричу:

– Сэндвич хочешь?

– Конечно, – доносится из машины. – Сейчас буду.

Готовлю сэндвичи. Хотя и не большая поклонница, включаю телевизор и быстро перещелкиваю с канала на канал, благо их всего три. По Би-би-си-1 идет какое-то тупое комедийное шоу с закадровым смехом, смысл которого от меня ускользает. На Би-би-си-2 садоводческая программа, посвященная увеличению производительности. Би-би-си-3 рассказывает о новостях и погоде. Осенью ожидается хороший урожай. Потом показывают Лондон. Снимали в том числе и на улицах, по которым я проезжала по пути в больницу и обратно, но сейчас их не узнать. Не видно, например, выгоревших зданий. И охранников.

– О чем задумалась? – На пороге стоит Мак.

– Знаешь, я была на этой дороге, но по телевизору она выглядит иначе: чище, аккуратнее. По-другому.

Мак вскидывает бровь. Садится.

– В новостях предпочитают показывать красивые места и довольных людей.

– Тогда какие ж это новости. Люди не всегда и не всем довольны. Вот этот дом – посмотри! – он еще неделю назад, когда мы проезжали мимо, стоял без окон и дверей. Его просто не успели бы отремонтировать так быстро.

Мак берет сэндвич.

– Ну, так ведь он выглядит получше, правда?

– Глупости.

– Да уж точно. – Он снова смеется.

Смотрю на него. Мак ест сэндвич. На взрослого он не похож ни внешностью, ни разговорами.

– Что? – Он с любопытством смотрит на меня. – Хочешь о чем-то спросить – спрашивай.

– Ты сам этот хлеб выпекал?

– Да.

– А волосы тоже сам подстригал?

– Да.

– Тебе сколько лет?

– Двадцать два.

Моложе, чем я думала. На шесть лет старше меня. И тут же мысль: на шесть лет старше. Мемориал возле школы установлен шесть лет назад.

– Ты ходил в школу лорда Уильямса? – спрашиваю я, не успев как следует подумать. Должно быть, из-за недосыпания.

– Ходил.

– А Роберта Армстронга знал?

Мак смотрит на меня без всякого выражения, потом по лицу как будто пробегает какая-то тень. Смешинки гаснут в глазах. Он встает, берет с полки буфета одну из своих бурых бутылок и снова садится.

– Да, знал. Роберт был моим другом, – говорит Мак негромко и открывает бутылку.

– Он был… моим братом?

– Все зависит от того, как на это смотреть. – Мак пожимает плечами. – Вообще-то он был сыном твоей нынешней матери.

Моей нынешней матери. Не настоящей. Интересное выражение. Но ведь все твердят, что она – моя мать.

Я уже открываю рот, чтобы спросить о Роберте, но Мак поднимает руку.

– Подожди. Довольно. Прежде чем расспрашивать меня, ответь на пару моих вопросов. Почему ты спросила о Робби?