Теодор Старджон - Брак с Медузой [сборник litres]

– Отлично. Рад, что у вас есть что вспомнить. Хотя на этот раз будет небольшое отклонение. Навскидку… еще на сорок тысяч.

– Ого!

– Не переживайте. Пока вы изолированы, а заземленные или относительно заземленные объекты – я, например, – держатся подальше, фейерверков не предвидится.

– Вы возьмете такой же генератор?

– Не совсем. И уже все готово. Вы и есть генератор.

Она подняла руку с подлокотника мягкого кресла, и послышался треск искр и слабый запах озона.

– Я? Ох…

– Вы, и мощней, чем я думал, и быстрее. Вставайте.

Она стала подниматься: сначала медленно, но закончила уже рывком. Когда тело отделилось от кресла, девушка на долю секунды оказалась в клубке разбрызганных сине-белых нитей. Которые, хотя, может, это она сама, протолкнули ее метра на полтора вперед. В буквальном смысле в шоке, почти обезумев, она еле удержалась на ногах.

– Аккуратно, – крикнул он, и девушка, задыхаясь, пришла в себя. Он сделал пару больших шагов назад. – А теперь становитесь на доску. Живо.

Она послушалась, оставив два огненных следа там, где сделала два широких шага. Стояла, покачиваясь на доске; начинали шевелиться волосы.

– Что со мной творится? – закричала она.

– Наконец-то заряжаетесь, – весело сказал он, но в этот момент чувство юмора ей отказало.

– Что происходит?

– Все идет нормально, – утешил он.

Он подошел к лабораторному столу, включил звуковой генератор. Тот глухо завыл на частоте 100–300 Гц. Увеличив громкость, он взялся за ручку, регулирующую высоту. Генератор заревел повыше, и в этот момент золотистые волосы девушки затрепетали и встали дыбом, каждый волосок лихорадочно пытался отделиться от остальных. Он подкрутил тон до десяти КГц, еще немного, потом еще, доводя до не воспринимаемых ухом 11 КГц, отдающих в животе. В крайних пределах ее волосы вдруг падали, но примерно на тысяче становились торчком, делая ее похожей, по ее же словам, на «сияющую звезду». Она их чувствовала.

Прикрутив частоту до более-менее приемлемого уровня, он взял электроскоп и подошел, улыбаясь.

– Вы теперь и есть электроскоп, понимаете? И живой генератор Ван-де-Граафа. А еще сияющая звезда.

– Опустите меня, – только и смогла выдавить она.

– Не сейчас. Пожалуйста, оставайтесь на месте! Дифференциал между вами и всем, что вокруг, так велик, что если приблизитесь к чему-нибудь, то разрядитесь. Вам-то не повредит – это не динамическое электричество, – но еще обожжетесь или испугаетесь.

Он вытянул вперед электроскоп. Даже на таком расстоянии – при ее-то нервах – она видела, как разошлись золотые лепестки. Он обошел девушку кругом, внимательно наблюдая за лепестками, двигая прибором вперед и назад, влево и вправо. Когда он вернулся к звуковому генератору, то чуть уменьшил мощность.

– Вы излучаете такое поле, что не могу уловить колебания, – объяснил он и на этот раз подошел к ней еще ближе.

– Я больше не могу, не вынесу, – пробормотала она.

Он не услышал или не придал значения. Водил электроскопом около живота, потом пошел вверх, потом из стороны в сторону.

– Ага. Вот ты где, – обрадовался он, придвигая инструмент к ее правой груди.

– Что там? – застонала она.

– Опухоль. Правая грудь, внизу, ближе к подмышечной впадине. Среднего размера, – присвистнул он. – Но злокачественная, излучение идет адское.

Она покачнулась и рухнула вниз. Ей стало дурно, в глазах почернело, затем темнота уступила сине-белому сиянию, но тут же обрушилась снова куском падающей скалы.

Место, где стены встречаются с потолком. Еще стена, еще потолок. Раньше не видела. Было не важно. Забудь. Спи.

Место, где стены встречаются с потолком. Что-то мешает. Его лицо, так близко, истощенное, уставшее… взгляд настороженный, пронизывающий. Не важно. Забудь. Спи.

Место, где стены встречаются с потолком. А там, чуть ниже, почти закат. Над рыжими хризантемками в золотисто-зеленой стеклянной вазе. Снова что-то мешает… его лицо.

– Вы меня слышите?

Слышу. Не отвечай. Не шевелись. Не говори. Спи.

Комната, стена, стол, мужчина ходит… ночь в окне и хризантемы, как живые… Разве не знаешь, что они срезанные и умирают?

Они сами об этом знают?

– Как вы?

Срочно, срочно.

– Пить.

Что-то холодное, даже от маленького глотка сводит челюсти. Грейпфрутовый сок. Откинулась на его руку, в другой он держит стакан.

Нет, это не…

– Спасибо. Большое спасибо.

Попробовать сесть. Я что, в простыне?..

– Простите, – сказал он, будто прочитав мысли. – В некоторых случаях колготки и мини не к месту. Но все постиранное и высушенное, висит вон там. Можете переодеться в любой момент.

Коричневое шерстяное платье, колготки, туфли. На стуле.

Он вежлив, отходит, ставит на тумбочку стакан рядом с графином.

– В каких случаях?

– Когда тошнит. Или нужно подложить утку, – откровенно признал он.

Тело под простыней, но смущение ей не скроешь.

– Извините. Наверное, я…

Качаю головой, а туда-сюда шатается он.

– У вас был шок, и вы еще не оправились.

Он не решался. Впервые она видела его в этом состоянии. На мгновение даже стала понимать его мысли.

Должен я ей сказать, что думаю?

Конечно, должен. И он сказал.

– Вы не хотели приходить в себя.

– Ничего не помню.

– Груша, электроскоп. Укол, электростатическая реакция.

– Нет, – произнесла она, не понимая. А затем, уже понимая, крикнула: «Нет!»

– Держитесь! – яростно выпалил он, а потом оказался рядом, нависая над кроватью и прижимая ладони к ее щекам. – Не засыпайте. Вы справитесь. Справитесь, теперь все хорошо. Понимаете? Все хорошо.

– Вы сказали, что у меня рак. – Это прозвучало по-детски, обиженно.

– Вы сами в этом признались, – рассмеялся он.

– Но я не знала точно.

– Тогда это все объясняет, – произнес он тоном человека, у которого камень свалился с души. – Мой препарат не мог стать причиной трехдневного забытья. Похоже, дело было в вас.

– Три дня!

Он кивнул и продолжил свою мысль.

– Время от времени меня заносит, – мило признался он. – Так часто оказываюсь прав. Отсюда и жуткое самомнение. Принял на веру больше, чем следовало, да? Когда решил, что вы ходили к врачу и, возможно, делали биопсию? Вы ведь не делали?

– Я испугалась, – призналась она. И подняла на него глаза. – Моя мать умерла от рака и тетя, а сестре отрезали грудь. У меня не хватило сил. А когда вы…

– Когда я озвучил то, что вы и так знали, но не хотели слышать, вы пали духом. Знаете, сразу почернели. Свалились в обморок. А семьдесят с лишним тысяч вольт электростатического заряда, что вы несли, были ни при чем. Пришлось вас ловить.

Он вытянул вперед руки, и она увидела на предплечьях и мощных бицепсах пылающие ожоги, заходящие под короткие рукава рубашки. – Когда был почти максимум, меня тоже вырубило, – сказал он. – По крайней мере, вы не ударились головой.