Теодор Старджон - Брак с Медузой [сборник litres]

Она перевела взгляд на дерево. Бывают деревья с неким изъяном, чуть неухоженные, растущие в ржавых бидонах старых теплиц. Их не смогли продать из-за странной кроны, или потому что пара веток засохла, а может, в рост идут медленно. Но именно у таких экземпляров стволы диковинной формы; они привыкли сопротивляться ударам судьбы и цветут, если им предоставить хоть малейшую возможность. Этот бонсай рос намного дольше, чем прожил мужчина, намного больше, чем половина его жизни. Она рассматривала дерево, и в голову закралась ужасная мысль: ведь такая красота может исчезнуть… Пожар, поселившиеся белки, червяки и термиты – им не знакомо, как правильно, почему справедливо или что достойно уважения. Она перевела взгляд на дерево. Потом на мужчину.

– Так идете?

– Иду, – ответила она и прошла с ним в лабораторию.

– Присаживайтесь, вон там, и расслабьтесь. Это займет немного времени.

«Вон там» оказалось большим кожаным креслом возле книжного шкафа. Справочники по медицине и инженерному делу, ядерная физика, химия, биология, психиатрия. Она удивилась такому разнообразию. Потом теннис, гимнастика, шахматы, восточная игра го и гольф. Дальше расположились драматургия и литературное мастерство, учебник по современному английскому, по американскому английскому с приложениями, «Словарь рифм» Вуда и Уолкера и куча других словарей и энциклопедий. Одна длиннющая полка была вся заставлена биографиями.

– У вас приличная библиотека!

Он ответил немногословно. Ясно было, что занят, не хочет сейчас разговаривать.

– Да, приличная. Может, когда-нибудь вы ее увидите.

И оставил гадать, что, черт возьми, он имел в виду.

Она нашла единственное объяснение – книги рядом с креслом были нужны для работы, а настоящая библиотека располагалась в другом месте. И теперь смотрела на него с неким трепетом.

Наблюдала. Ей нравилось, как быстро и решительно он двигается. Он точно знал, что делает. Некоторые приборы, которыми он пользовался, оказались ей знакомы: стеклянный дистиллятор, установка для титрования, центрифуга. Еще в комнате стояли два холодильника, один из которых холодильником вовсе и не был, так как большой индикатор на двери показывал 21 градус. Она подумала, что современный холодильник можно легко переделать, чтобы создать регулируемую среду, пусть даже теплую.

Но все вещи, как и приборы, ей незнакомые, составляли лишь интерьер. А наблюдать стоило за человеком, человеком, который так завладел ее мыслями, что ни разу за все время, что девушка здесь просидела, она не прельстилась книжными полками.

Наконец он закончил возиться за лабораторным столом, выбросил пару деталей и, подхватив высокий табурет, подошел к ней. Там взгромоздился на табурет, зацепился каблуками за поперечную перекладину и сложил длинные загорелые руки на колени.

– Боитесь.

Это был не вопрос.

– Наверное, да.

– Вас здесь никто не держит.

– Учитывая выбор, – храбро начала она, но смелость в голосе почему-то испарилась. – Можно и остаться.

– Здравая мысль, – почти обрадовался он. – Помню, в детстве в нашем доме случился пожар. Начался кошмарный переполох, и мой десятилетний брат выбежал на улицу с будильником в руке. Он мог взять любую вещь, но схватил старый будильник, к тому же сломанный. Почему – так и не смог объяснить.

– А вы можете?

– Почему именно будильник – нет. Но, наверное, понимаю, почему он сделал что-то явно нелогичное. Видите ли, паника – особое состояние. Как страх и бегство, ярость и нападение, это довольно примитивная реакция на смертельную опасность. Так проявляется желание выжить. Но именно нелогичность и делает его таким особенным. А теперь вопрос: как отказ от благоразумия может стать средством для выживания?

Здесь пришлось серьезно подумать. Но с таким собеседником иначе и быть не могло.

– Понятия не имею, – наконец призналась она. – Может, просто в некоторых ситуациях разум не справляется.

– Говорите, понятия не имеете, – он снова излучал невиданную поддержку, которая так смущала ее. – А сами – пример от обратного. Представьте: вы в опасности, пытаетесь включить голову, а результата нет… Тогда вы отказываетесь от такого подхода. Разве глупо не пользоваться тем, что не работает? Итак, вы в панике. Начинаете метаться из стороны в сторону. Большая часть ваших действий, абсолютное большинство, ни к чему не приведет. Что-то может оказаться даже опасным. Хотя какая разница – вы и так в опасности. Включается жажда жизни, и вы интуитивно понимаете, что один шанс на миллион все же лучше, чем не иметь его в принципе. В итоге вы сидите здесь и трясетесь, хотя могли сбежать. Что-то нашептывает «беги», но вы останетесь.

Она кивнула.

– У вас обнаружили опухоль, – продолжил он. – Вы обратились к врачу, он взял анализы и сообщил ужасную новость. Возможно, вы обратились к другому врачу, который диагноз подтвердил. Потом вы поискали информацию и поняли, что вам грозит: сначала пробы, затем радикальные методы, сомнительное восстановление, весь спектр мучительных процедур, что назначают на последних, как это называется, стадиях. И тогда вы сорвались, натворили делов, о которых, надеетесь, я спрашивать не стану. Отправились в путешествие куда глаза глядят и случайно оказались в моем саду. – Он развел руками, а потом сложил их на коленях. – Паника. Вот причина, по которой маленькие мальчики в пижаме выскакивают ночью на улицу со сломанным будильником в руках и по которой существуют разного рода целители.

На столе что-то звякнуло, и, мельком улыбнувшись, он вернулся к работе.

– Кстати, я не целитель, – бросил он через плечо. – Чтобы им называться, нужно считаться врачом. А я таковым не являюсь.

Она наблюдала, как он что-то включает, выключает, мешает, измеряет и подсчитывает. Небольшой оркестр из приборов вторил ему, иногда что-то солировало, а он дирижировал, шумно, со свистом, каким-то щелканьем и вспышками. Ей хотелось смеяться, хотелось плакать и кричать. Но она сдержалась, из страха, что не сможет остановиться. Никогда.

Когда он подошел снова, внутренний конфликт в ней уже угасал, хотя враждебная скованность еще присутствовала. От ужаса она почти впала в транс, а когда увидела, что он держал в руке, смогла лишь широко раскрыть глаза, позабыв, что нужно дышать.

– Да, иголка, – слегка поддразнил он. – Длинная острая иголка. Только не говорите, что вы боитесь уколов.

Он ослабил длинный шнур, который тянулся из черного корпуса вокруг шприца, и вальяжно уселся на стул.

– Дать что-нибудь успокоительное?

От страха у девушки отнялся язык. Оболочка, отделявшая ее адекватность от безумия, была натянута до предела.

– Я бы предпочел, чтобы вы отказались, – признался он. – Сей фармакологический коктейль сам по себе непростая штука. Но если вы без этого не справитесь…