Теодор Старджон - Брак с Медузой [сборник litres]

– Бог мой.

– А теперь посмотрите сюда.

Карл взял из набора хирургические ножницы и разрезал грудину до ключицы, потом по нижней границе ребер. Просунув в разрез руки, он потянул вверх. Грудная клетка, глухо щелкнув, раскрылась, выставляя напоказ легкое. Не розовое и даже не желчно-бурое, как у курильщика, а желтого, янтарно-желтого цвета чистой серы.

– Метаболизм, – сказал Карл, выпрямляясь и разминая затекшее плечо, – конечно, поражает. То есть поражал. Дышал он кислородом, как и мы, но выделял его из окиси углерода, двуокиси и треокиси серы, а по большей части двуокиси углерода. Не то чтобы хотел, приходилось. Он мог чуть-чуть продержаться на чистом, в нашем понимании, воздухе, а потом сбегал, чтобы глотнуть родной атмосферы. По молодости мог вытерпеть несколько часов подряд, но с годами вынужден был проводить все больше времени в привычной для него среде. Все эти его длительные исчезновения, затворнический образ жизни – не такой уж и бзик, как думали люди.

– Но… кто он? Откуда… – кивнул Вилер в сторону трупа.

– Это я сказать не могу. За исключением кучи медицинских подробностей и биохимических показателей, вам известно столько же, сколько и мне. Как-то попал на нашу планету. Пришел, увидел и стал действовать. Взгляните.

Он обнажил другую часть грудной клетки, вскрыл грудинную кость. Легочная ткань не делилась на две отдельные части, это был вытянутый в длину целостный орган.

– Легкое одно, хотя из двух долей. То же самое с почками и семенниками.

– Верю вам на слово, – выдавил Вилер слегка осипшим голосом. – Черт возьми, да что это такое?

– Двуногое, лишенное перьев, как однажды описал гомо сапиенса Платон. Я сам не знаю, что это. Я только знаю, что оно здесь. И подумал, что вы об этом тоже знать должны. Только и всего.

– Похоже, вы такое уже видели.

– Конечно. У Эпштейна.

– У Эпштейна?

– Естественно. Старику требовался посредник, который мог бы, не вызывая подозрений, проводить время как в его среде, так и в чужой. Он решал по телефону многое, но не все. Эпштейн стал, если можно так выразиться, правой рукой; он задерживал дыхание немного подольше. Что его и сгубило.

– Почему вы молчали?

– Во-первых, мне дорога моя шкура. Мог бы сказать «репутация», но шкура – верное слово. Я подписал контракт как лечащий врач, потому что был нужен. Для отвода глаз. Но я его практически не лечил: так, немного, по телефону. В девяти случаях из десяти, как я понял сравнительно недавно, мне пускали пыль в глаза. Даже врача можно обвести вокруг пальца. Мне звонили, перечисляли симптомы, а я осторожно предполагал диагноз и назначал лечение. Потом сообщали, что пациент идет на поправку. Так и работали. Были даже анализы: кровь, моча, кал. Я все проверял в лаборатории и никогда не задумывался, что они брали образцы оттуда, откуда и тело, за которое расписался патологоанатом.

– Какое тело? О чем вы?

– Старик мог достать все, что хотел, – пожал плечами Карл. – Абсолютно все.

– Получается, патологоанатом обследовал не… – И Вилер взмахнул рукой в сторону гроба.

– Конечно нет. Для этого и нужна задняя дверь. Похожий фокус можно купить за пятьдесят центов – ловкость рук, только и всего. Тело, что лежит здесь, уже было внутри печи. А его абсолютная копия, двойник, который взялся бог знает откуда – клянусь, я вообще не в курсе, – встречал патологоанатома снаружи. Нажали на кнопку, загорелся огонь, и второй гроб заехал внутрь, вытолкнув первый. Который тут же окатило водой. А человеческое тело превратилось в пепел. Как и в случае с Эпштейном, поступили распоряжения, неофициальные, конечно, только для моих ушей: ждать, пока не останусь один, через час зайти в эту комнату, нажать вторую кнопку и отправить второй гроб обратно в печь. Без клинических исследований, без вопросов, без заявлений. Как и многие из его приказов – логично, но зачем – не ясно.

Внезапно Карл рассмеялся:

– А вам известно, почему старик никогда не пожимал руки? И Эпштейн, кстати, тоже.

– Я считал, что он до смерти боится микробов.

– Просто нормальная температура его тела составляла сорок два градуса.

При этих словах Вилер дотронулся одной рукой до другой, но ничего не сказал.

– Итак, босс, что будем делать дальше? – небрежно произнес Карл, когда понял, что основательно отгородил слова молчанием.

Кливленд Вилер медленно отвернулся от тела, ему явно сложно было переключиться.

– Как вы меня назвали?

– Это я образно, – сказал Карл и улыбнулся: – Все-таки я работаю на компанию, получается, на вас. Сейчас я нажму ту кнопку и выполню приказ, окончательно и бесповоротно. Других распоряжений пока нет. Решайте.

– Вы говорите про него? Про это? Что с ним делать? – Вилер снова посмотрел на труп.

– Да. Есть варианты: сжечь тело и забыть или созвать сюда руководство в полном составе и эшелон ученых. Еще можно обо всем растрезвонить и напугать до чертиков все население Земли. Надо решать. Хотя меня лично волновал другой, более глобальный вопрос.

– Не понимаю…

– Что он здесь вообще делал? – Карл кивнул в сторону гроба. – Что успел? Чего добивался?

– Продолжайте, – попросил Вилер; впервые в его словах засквозила неуверенность. – У вас было время, чтобы все обдумать. Я же… – Он беспомощно развел руками.

– Понимаю, – спокойно сказал Карл. – Пока вы могли только слушать. Не хочу смущать, переходя на личности, но скажу, что вы восприняли новости очень достойно. У любого другого уже давно бы колени подкосились. Ну да ладно. Есть простая методика в курсе элементарной алгебры, когда нужно построить график. Отмечаешь точку с известными данными. Узнаешь больше, ставишь еще точку, потом еще одну. Имея три точки – хотя, конечно, чем больше, тем лучше, но с тремя уже можно справиться, – соединяешь, рисуя кривую. У этой кривой есть свои характеристики, и можно ее продлить немного дальше, предположив, что впоследствии данные подтвердятся.

– Экстраполяция.

– Точно. Представим, что ось Х – благосостояние нашего бывшего босса, а ось Y – время. Получается, что кривая благосостояния отражает, скажем так, его влияние.

– Столько данных…

– Так ведь более тридцати лет нужно охватить.

– Многовато.

– Теперь за эти же тридцать лет нужно отобразить другую кривую: изменения окружающей среды. – Карл, успокаивая, поднял руку. – Не собираюсь читать вам курс экологии. Давайте рассуждать более предметно. Скажем просто «изменения». Заметно повышение средней температуры из-за CO2 и парникового эффекта. Нарисуем кривую. Воздействие тяжелых металлов, ртути и лития на органическую ткань. Рисуем кривую. Отравление хлористым углеводородом, разрастание морских водорослей из-за фосфатов, количество инфарктов. Аналогично. А теперь совместим все кривые на одном графике.