Бен Оливер - Петля будущего [litres]

– Я убью ее! – кричит он. – Убью ее сейчас же.

Я пытаюсь отделаться от чувства дезориентации, от иллюзии и сфокусироваться на сестре – «Та, что сидит на „Побеге?”» [18] Вещество является вымышленным. Любое употребление подобных средств смертельно опасно! – и на том, как спасти ее.

Что-то не так. Такое ощущение, что мысли идут по кругу, воспоминания неправильные, словно все это сон и уже происходило раньше.

– Ладно, ладно, – кричу я в ответ мальчику, – отпусти ее, и мы уйдем.

– Нет! – перекрикивает он ветер. – Сначала скажи мне, где они?!

«Тобой управляют, – снова думаю я. – Это все нереально».

– О ком ты говоришь?

– Пандер Бэнкс, Акими Камински, Подэр Самсон, Игби Кох.

– Я понятия не имею, кто эти люди.

«Еще как имеешь».

И тут я вспоминаю.

Все повторяется. Я путешествую по своим собственным воспоминаниям, только они измененные, другие.

– Я ничего вам не скажу, – отвечаю я и кричу: – Слышите меня?! Кем бы вы ни были, я ничего вам не скажу!

Я снова слышу тот бесчувственный, монотонный голос:

– Вытаскивайте его.

И я погружаюсь в темноту на долгое, очень долгое время.

В свой первый день в Аркане я плакал.

Я помню все очень отчетливо: безликий молчаливый охранник спешно вел меня от Мрачного поезда до самого Терминала по узким коридорам. До моего четырнадцатого дня рождения оставалось шесть дней, я был напуган и одинок. Они повели меня в испытательную комнату, где разрезали мое парализованное тело и вживили провод в мое бьющееся сердце. Меня зашили и отвезли в послеоперационную палату, где я отходил от паралича, после чего Хэппи велела мне надеть тюремную форму. Я посмотрел на свое отражение в зеркале одностороннего видения и увидел в нем уже заключенного.

Меня снова повели к Мрачному поезду. Когда я ступил на платформу в Аркане, помню, подумал: «Здесь я и умру».

На свободе мы знали, что заключенным не разрешены свидания, что их энергия используется для содержания и питания здания, но нам не рассказывали, что для извлечения максимально возможного количества энергии применяются страх, беспокойство и паника. Мы знали об Отсрочках, но не об их бесчеловечности. Совсем скоро я узнал, каким жестоким может быть это место.

Охранник толкнул меня в камеру и запер дверь, оставив меня в удушающей тишине.

Я стоял посреди крошечной комнаты, убеждая себя, что надо быть сильным и что лить слезы бесполезно.

Я думал о Молли, о том, как она кричала, когда маршалы пришли за мной. И я заплакал.

Я долго плакал.

Именно эти воспоминания заполняют мой разум, когда я открываю глаза. Оглядывая клаустрофобную комнату, я задаюсь вопросом: сбегал ли я вообще из Аркана? Было ли что-то из этого реальным? Туннель с крысами, Полоумные, город, Кина? Или это всего лишь лихорадочный сон моего сломленного разума?

Я думаю о тех воспоминаниях, которые меня заставили пережить заново, и с минуту размышляю, правда ли все это.

Я пытаюсь поднять руки и потереть сонные глаза, но не могу пошевелиться. Пытаюсь поднять голову, но она обездвижена. Опустив глаза, вижу, что связан и обнажен. Руки, ноги и грудь обмотаны слоями толстых полиэстеровых ремней.

И тогда я перестаю шевелиться и полностью замираю. Я понял, почему мой разум наполнили воспоминания из Аркана. Я в камере. Не совсем такой, как предыдущая, но настолько похожей, что по спине пробегает холодок.

Через какое-то время мои глаза приспосабливаются к тусклому свету, и тогда я вижу, что эта камера поменьше той, что была в Аркане. Четыре стены, в центре одной из них – экран. Эта камера отличается от моей старой: нет ни раковины, ни унитаза, ни окна.

Меня сковывает страх, хочется кричать, но я остаюсь неподвижным, застыв от ужаса.

Я снова в тюрьме, снова в камере. Но эти стены расположены не под углом, и они не из бетона, а из какого-то белого пластика, бездушного и пустого, а сама камера правильной квадратной формы.

Оглядевшись, я понимаю, что нахожусь в Блоке.

Сердце бьется так сильно, что кажется, вот-вот разорвет грудную клетку.

Я чувствую, как слезы наворачиваются на глаза и текут по щекам.

Если все это реально и я снова в тюрьме, то лучше бы я умер еще тогда, в крысином туннеле, лучше бы Тайко убил меня, когда мы его освободили в первый раз. Лучше бы меня убили задолго до того, как я снова попал в тюрьму. Смерть была бы раем по сравнению с этими четырьмя стенами.

– Нет, – наконец удается мне выговорить слабым голосом.

Я пытаюсь натянуть ремни, но ничего путного из этого не выходит.

– Нет, – повторяю я, слышу ужас в своем голосе, и это пугает меня еще сильнее.

Я извиваюсь изо всех сил, натягивая ремни. Знаю, что мне не вырваться, но паника и страх, охватившие меня, заставляют реагировать подобно дикому зверю, попавшему в ловушку.

Я резко замираю, услышав, как в двери открывается люк. Повернув голову в направлении, откуда исходит звук, вижу, как в темноте сияют два ярких света. Я жду, когда тюремщик заговорит.

– Мистер Кейн, – произносит голос, – вы готовы успокоиться?

– Успокоиться? – переспрашиваю я. – Успокоиться?! Нет, не готов я успокоиться, ты, кусок дерьма! Ты, бесчеловечный монстр! Ты, хр…

Без предупреждения… я замолкаю и застываю. Я даже не почувствовал укол в основание позвоночника, был слишком занят криками и попытками вырваться, но лежа парализованный и совершенно инертный, я знаю, что произошло.

Я слышу, как распахивается дверь и раздаются шаги моего похитителя. Когда он приближается к кровати, свет его глаз падает на меня.

– Мы были вынуждены ввести вас в состояние стазиса [19] Стазис – в научной фантастике искусственная пауза во всех физиологических процессах живого существа, в том числе в самой жизни; возобновляемые, как будто они не прерывались, когда период стазиса закончится. , – говорит мужчина, и теперь, когда у меня нет выбора и я вынужден лежать неподвижно, я узнаю этот голос. Это не Гален Рай, я уверен, но где-то я уже слышал его раньше.

Подойдя ближе, тюремщик садится на край кровати. Я вижу, как руки мужчины тянутся ко мне, и слышу звук раскрывающихся оков, удерживающих мою голову. Без поддержки мышц шеи голова опрокидывается и упирается в левое плечо, шея слегка выгнута и опущена вперед так, что я начинаю дышать с громким хрипом. Под этим углом мне видны лишь его руки, покоящиеся у него на коленях, – молодые, но мозолистые руки работящего человека.

– Стойкость, которую вы проявили, Лука… поразительна.

Он говорит тем же высокомерным тоном, что и солдат на крыше. Но все же я знаю этот голос, знаю!

– Нам кое-что нужно от вас, Лука. Сейчас мы выведем вас из стазиса.

Белый свет из глаз, падающий на его руки, становится оранжевым, и мой паралич проходит.