Светлана Тулина - Наука как она есть/нет (выбрать нужное) [СИ]

— А мне все равно, — Саныч с усилием отвел взгляд от окна. Улыбнулся. — У меня папу тоже Сашей зовут.

— Но зачем обязательно плоские?!

Какое-то время шеф разглядывает меня с нехорошим интересом исследователя, обнаружившего ранее неизвестный науке уровень человеческой глупости. Но до объяснения все же снисходит:

— Потому что это тренд. Модно. Удобно. Практично. Чем площе твой ноут — тем престижнее. Плоская жена не спихнет тебя с кровати. Вакуумных упаковок с любой хнёй в любую сумку куда больше войдет, чем… Да что я тебе объясняю? Это ты должен мне объяснять! Кому за это деньги платят? Короче, материал тебе переслали, твоя задача — его уплостить. Ты понял? Дерзай!

Шеф уходит, отечески потрепав меня по плечу. Ему что, дал задание и умотал, а мне выкручиваться. Соответствовать. Подгонять под тренд. Но попробуйте уплостить, к примеру, рекламу тех же воздушных шаров, причем не удаляя тридиэффектов! Тренд трендом, а эффекты эти заказчик из своего корпоративного кармана проплатил, не поймет. Ладно, глаза боятся, а руки по клаве бегают. Уплостить… сделать плоскими… одноплоскостными… гоняю по экрану варианты. Потихоньку что-то вырисовывается. Будем использовать одну плоскость, вертикальную, и полетят наши шарики вверх, а не на зрителя, как планировалось. Красивые, разноцветные. Много. Полетят-полетят и… улетят.

Скучно.

Не пойдет.

Экшн нужен, оживляшка, пусть и плоская. Шарики-шарики… не просто так летят — дядьку уносят. Толстый дядька смешно вопит, потом смешно срывается — и… вдребезги об асфальт. Картина чудная мне видится с балкона: на сером серое — смесь мозга и бетона…

Трешачок.

Не пойдет.

Мотаем назад. Толстый дядька смешно вопит, срывается, падает… куда? В торт. Отлично! Торт — наше все, классика не стареет. Главное — плоскость выдержана, вверх-вниз и торт, куда уж площе! Торт в ширину вытянуть, чтобы на весь экран. Смачненько. Толстый дядька и торт — это всегда смешно. А еще лучше — не один дядька, а целых три, и все толстые, и все — в торт.

Быстренько меняю вводные, любуюсь результатом. Красотища! Хотя…

Три толстых дядьки и торт… хм… что-то это мне напоминает. Ну и пофиг. Идея сочная, наверняка не я первый юзаю. Может, еще ребенка добавить, покавайнее да помимимишнее, с кудряшками и кружавчиками, ребенков все любят… Или цирк, цирк всегда в тренде. Или куклу, для пущей оригинальности… она оживет и всех схавает… Да не, ну нафиг эти виньетки, антиплагиатор молчит, а значит оригинальность и так уже выше семидесяти трех процентов. Не будем зарываться, оно нам не надо.

Что у нас дальше? Прокладки. С ними проще, они уже плоские. Шутка про бассейн не проканает — слишком глубокая. Уплостим бассейн до лужи. Желтенькой такой. С намеком. В тренде? А то тож! Что там дальше?..

Плоские шутки — хит сезона.

Надо соответствовать.

Ненавижу гипер! И тех, кому он нравится. Не просто как быстрейшее средство попасть из пункта А в пункт Б, а сам по себе. Высшее наслаждение, крутейший безопасный наркотик, этакая карусель для взрослых. С детства терпеть не могу карусели. Скорей бы все кончилось…

Для меня гипер — бездонная алчная пасть инфернальной мясорубки, глотающая зазевавшихся ротозеев. Черная стремительная жуть воронки непрерывных изменений, бешеная круговерть, от которой скрученные внутренности норовят вылезти из ушей, и всегда где-то рядом — ослепительно белый ободок, незримый и неподвижный. Гипер протыкает разные миры, с разной физикой, и каждый из этих миров стремится перекрутить тебя по своим законам, перекорежив под собственные параметры. Пусть на секунду, но это очень мерзкая секунда, а за ней спешит другая, не менее мерзкая. Чем ближе к центру воронки — тем выше скорость изменений, но лучше держаться там, подальше от жесткого ободка. Ободок — вне миров, одинаково смертелен в любом.

Гадство.

Никак не привыкнуть. Наоборот — черная карусель с каждым разом словно все сильнее выкручивает, мнет, выворачивает наизнанку, меняет структуру и суть, пытается отдавить к внешней границе, где возвратные изменения протекают намного медленнее, вжать в нее. Навсегда…

Отпустило. Сейчас накатит опять. Оно постоянно так. Волнами…

Из дальних командировок не все возвращаются, официально — два-три процента, и вроде как просто уволились и вполне себе счастливы там, да только кто рискнет проверять?

Тошнотворный мрак, нечем дышать, сознание уплывает… Сам бы никогда не сунулся, командировка, чтоб ее. Дальняя. До Квирры простыми скачками почти месяц, вот и погнали. Между прочим, прокол через шесть миров! Шесть реальных шансов попасть в список невозвращенцев, в те не будем уточнять сколько, но уж никак не два процента.

Опять отжимает… Ооо, гадство… что же так долго, всего шесть миров, бывало и больше… Что же так долго и…

Жестко?!

И свет бьет по глазам… откуда тут свет?

Белый.

Круглый.

Все ярче и ярче… Нет-нет-нет, не надо, пусть снова выкручивает, пусть давит, пусть мрак, не на…

— Слушай, машинку ведь ты загружал?

— Ну да. Ты же мне сама пакет сунула.

— Тогда откуда взялся этот носок? У меня сроду не было таких сиреневых в крапинку!

— Ага! — радостно вопит трактирщик, тыча пальцем в фальшивую монетку.

Обманщиков у нас ненавидят чуть ли не больше, чем магов, но я — фокусник, мне не то что можно, мне положено. Пожимаю плечами и улыбаюсь философски:

— Что ж, значит, на пиво сегодня не заработал.

Трактирщик ставит на стойку полную кружку:

— Угощаю!

Он доволен и добр — как же, уличил Мастера Обмана, есть чем гордиться. Жаль, не всех так легко сделать счастливыми, хотя и очень хотелось бы. Счастливые не убивают.

Беру кружку и медленно иду к своему столу. Главное — не переиграть и оказаться напротив ужинающего в угловой нише семейства не слишком поздно, пока никто посторонний не заметил и зависшая над их столиком тишина не взорвалась испуганными воплями.

Успеваю.

Их трое: мужчина с огромными руками и бляхой кузнеца — кто бы сомневался! Работа с огнем, у них часто рождаются странные дети. Лицо женщины белее накрахмаленного чепчика. И пацан лет десяти, что привлек мое внимание еще на площади. Три минуты назад подозрения подтвердились, когда он попытался повторить мой фокус. Вернее — когда у него почти получилось.

— Молодец! — говорю негромко, но уверенно.

Три пары глаз смотрят на меня с одинаковым ужасом. Вынимаю из безвольных пальцев кузнеца окровавленный комочек ярких перьев — шарик, так и не ставший птичкой.

— У вашего мальчика ловкие руки. Но недостаточно ловкие.