Светлана Тулина - Наука как она есть/нет (выбрать нужное) [СИ]

— Сколько? — спросил Митрич тоскливо.

— Три. Задушены в одну ночь, — староста выругался, захрустел подобранной антоновкой. — Что характерно, совсем молоденькие.

— У кого на этот раз?

— У Кузьминичны.

А вот это было совсем скверно. Митрич вздохнул. Посмотрел на низкое солнце.

— А это точно Тот-Имени-Которого-Нельзя…

— Точно-точно! Его вонь ни с чем не попутаешь, и трупики, что характерно, в рядок на крылечке выложены, его манера! — староста снова выругался. Швырнул огрызком в пробегавшую мимо крысу. Не попал. — Совсем обнаглели! У тебя ещё ничего, а в деревне на улицу без палки уже и не выйти, что характерно. Не, ты не сомневайся, — вернулся он к прежней теме, — он самый. Сам не рад, но платить придётся, Кузьминична за своих несушек кому хошь глотку порвёт, уже в райцентр собиралась, что характерно, ликвидаторов вызывать, еле отговорили. Не понимает, дура-баба, что хрен редьки… Так что ты это… тащи полтос. Откупаться будем.

Сходив за деньгами и отдав их озабоченному старосте, Митрич долго смотрел ему вслед. Потом, не удержавшись, бросил вороватый взгляд в сторону тракта, ведущего в райцентр и дальше к городам и цивилизации. Поёжился. Как они там живут, со своими невыполнимыми законами? Сколько веков жили бок о бок, может, и не всегда понимали друг друга, но старались уважать. А теперь всё это добрососедство признано пережитком и осуждено как проявление культа, изображения под запретом, за упоминание имени положен крупный штраф, злостных рецидивистов могут и вообще забрать. А уж если заподозрят кого в укрывательстве или тайном поклонении…

Ликвидаторы — беда похлеще крыс, налетят, именем закона своруют всё, что смогут, что не смогут — переломают. После них деревне век не оправиться. Лучше по старинке.

Митрич снова сходил в дом, сложил на особую досочку заранее приготовленное подношение и, воровато оглянувшись (на сей раз в сторону не только тракта, но и деревни тоже) понёс ежедневную малую жертву на задний двор, к погребу. У входа замешкался, вздрогнув — на верхней ступеньке рядком лежали дохлые крысы. Шесть штук, голова к голове. Вздохнул, перешагивая. Поставил досочку у чуть приоткрытой двери, проговорил благодарно-просительно:

— Низкий поклон тебе, Васенька… и рыбкой вот свеженькой, и курятинкой. Ты бы уж это… не озоровал бы в деревне-то. Не ровен час…

На выходе из погреба Митричу пришлось снова нагнуться — на сей раз чтобы собрать дохлятину.

— Поназапрещают всего, — бурчал он, кидая крыс в поганый мешок, — а жить-то как-то надо.

Айвен Кртрч дернул ухом, отворачиваясь к окну:.

— Нет. Шестнадцать человек — это слишком много. Даже для меня. Извините, но…. Вынужден отказаться.

Он терпеть не мог отказывать прямым текстом, но шеф Скотланд-Ярда слишком упорно делал вид, что не понимает намеков. Возражать своему отражению в темном стекле оказалось намного сподручнее. И легче. Еще и потому, что так в поле зрения не попадал журнальный столик, на котором слабо светился небрежно брошенный шефом инфокристалл.

— Кто сказал, мальчик мой, что тебе придется проверить всех? — Голос шефа вкрадчиво журчал за спиной, обволакивал, лишал воли. — Может быть, тебе повезет с первым же! Или хотя бы с пятым…

— Я изучал законы Мэрфи. — Айвен опять дернул ухом. На Старой Земле он старался придерживаться антропоморфного вида, ничего личного, просто из вежливости. Но уши — это святое. Как иначе выразить крайнюю степень неудовольствия в морфеме, лишенной хвоста? — Я изучал эти ваши трижды драные законы на практике и видел, как они работают. Если неприятность имеет хотя бы мизерный шанс случиться — она случится обязательно. А шестнадцать подряд… Вы не понимаете. Это правда много. Умудрялись же вы как-то ловить преступников до контакта с Вкртчангом! Есть же разные методы, дедукция, сбор улик, доказательства, допросы там, очные ставки… Снизьте количество объектов, и я возьмусь. Хотя бы до восьми…

Собственный голос оказался предателем — даже сам Айвен явственно различил в нем просительные нотки, непонятно как прорвавшиеся. Разозлился и замолчал.

— В том-то и дело, мальчик мой, что на этот раз ничего такого сделать нам не дадут! Платиновая молодежь, чтоб ее…

Слух у шефа чуткий, даром что человек: вон как воодушевился, засопел и завозился в кресле. Но выволакивать из уютной кожаной утробы свои почти что триста фунтов не стал, лишь сцепил руки на объемистом животе и оттопырил сарделькообразные большие пальцы, накручивая ими какие-то замысловатые пассы в такт словам. Айвен не видел этого, просто знал — шеф всегда так делал, когда притворялся непонимающим.

— Все шестнадцать были на том пати, и каждый имел возможность убить… А больше не мог никто. Ну сам подумай: закрытая вип-вечеринка на внеатмосферной яхте, камерное преступление, просто конфетка, посторонних никого, вся обслуга ярусом ниже, чтобы не мешать. Семнадцать оболтусов обоего пола, элита аристократии, чтоб их… Наркотики, афродизиаки, алкоголь, вирт-стимуляторы… когда приземлились утром, своими ногами вышли только шестнадцать. И, увы — не передоз, а банальный удар тяжелым предметом в висок. И еще много-много других ударов. Оформлено как несчастный случай, падение с лестницы. Нас пригласили только подтвердить. Все шестнадцать пока на яхте — не задержаны, нет, просто жест доброй воли, наши ребята в машине ждут, а я тебя вот уже полчаса уламываю, совесть-то у тебя есть или нет?

Айвен промолчал, разглядывая кроны деревьев и прутья садовой ограды, залитые лунным серебром. Шеф вздохнул и решил зайти с другой стороны:

— Вроде бы ну и какая разница, одним великовозрастным тунеядцем меньше, пусть сами разбираются… Только вот, мальчик мой, понимаешь какая штука… Один из оставшихся шестнадцати — убийца. А может быть, и не один. И ему — или им! — все сойдет с рук. А так быть не должно.

— Шестнадцать — слишком много…

Дрань, опять эти просительные нотки. Паршиво, когда почти два месяца нет работы. Но куда более паршиво, если эта работа любима настолько, что даже деньги становятся не больше чем мелким бонусом по сравнению с нею самой. Нельзя показывать, иначе кранты. Шеф, похоже, нечто подобное подозревает, хотя и не уверен. Но подозревает точно. Иначе начал бы с обсуждения гонорара и премиальных, а не бросал бы этак небрежненько на журнальный столик трижды драный кристалл, одно присутствие которого буквально обжигает Айвену спину и заставляет вставать дыбом шерсть на загривке — ту самую шерсть на том самом загривке, которых у него сейчас вовсе даже нет.

— В том-то и дело, мой мальчик, что их слишком много и ни к кому из них нам не дадут подобраться и на пушечный выстрел. Адвокаты, охрана, юристы, психологи… Императорскую семью, и ту так не охраняют, как эту компашку! Военная аристократия, мать их за ногу… И как тут работать прикажете? Только на тебя вся и надежда!