Дидье Ковелер - Время остановится в 12:05 [litres]

С внезапной тревогой выскакиваю на балкон. Внизу я вижу клумбу недавно высаженных петуний, которая теперь похожа на поле битвы.

Я возвращаюсь в комнату, спускаюсь по лестнице и бегу туда, где установлена охранная система. Выбираю на пульте записи камер наблюдения. Откручиваю записанное назад. Смотрю, как с первыми лучами солнца медведь пятится к петуниям, подпрыгивает и взлетает к балкону. Включаю режим воспроизведения. Он плюхается в цветы, встает и топает к воротам, неся хронограф на плече, как ружье.

Я меняю угол обзора. Камера № 3 записала, как он протискивается сквозь прутья решетки, встает на тротуаре и ждет, когда с ним поравняется мусоровоз. Между двумя движениями подъемного крана, опрокидывающего контейнеры в кузов, я успеваю увидеть, как беглец прыгает на подножку. Затем мусоровоз выезжает из зоны видимости.

Надеюсь, мои слова подействовали и профессор решил вернуться к внуку. Но тогда зачем он унес ручку? Чтобы помешать мне вернуться в прошлое? Или чтобы послать туда кого-нибудь более сговорчивого?

Ладно, сейчас некогда ломать над этим голову. Я бегу на кухню готовить завтрак матери. Наверное, так даже лучше. Если бы медведь не стащил у меня хронограф, я бы наверняка уничтожил его, чтобы избежать соблазна вернуться в прошлое. Тем более что Керри тоже хочет вернуться и переписать в четыре руки нашу с ней общую судьбу. Но это невозможно. Никогда нам не удастся создать приемлемое настоящее, воздействуя только на прошлое. Если знаешь, что можно улучшить свою жизнь, вычеркнув то, что не нравится, ничего не выходит. Мы всегда недовольны, всегда хотим чего-то другого и всё исправляем, исправляем, ни на шаг не продвигаясь вперед.

Я мечтаю о реальной истории с Керри Лангмар в настоящем и особенно в будущем. И я не забыл о Бренде. Но воображаемые шансы, которые я ей даю, перекраивая прошлое, не лучше той искусственной жизни, которую поддерживают в ней врачи. И мне всё равно кажется, хотя, возможно, это бред, что ее собственное решение – не выходить из комы. Так что от самой Бренды зависит, останется ли она в живых, когда в пятницу ее отключат от аппарата. Но когда я пытался говорить с Брендой в больничной палате, я ни разу не спросил, чего она хочет.

Я всегда решал сам, как ей будет лучше. Но думал при этом не о Бренде, а о том, чтобы самому не страдать от ее отсутствия. Теперь, когда я переключился на Керри, я говорю себе, что Бренда, может, и не хочет просыпаться. Например, из-за последствий, которые неизбежно возникнут после комы. Хотя от этих мыслей я всё равно чувствую себя виноватым.

Итак, решено: отныне я буду только молиться за нее, но жить собственной жизнью. Принять себя такого, какой я есть сегодня, с грузом прежних страданий и совершенно новой легкостью, которую подарила мне Керри. С верой, что она, как и я, будет готова обойтись без силы хронографа.

Конечно, у нас есть крайний срок: 12 августа. Нас с Керри ждет церемония имплантации чипов. Интеграция в общество тотального контроля, которой так хотелось бы избежать. Но есть другая форма власти – та, что управляет временем. Я начинаю размышлять о подвиге, который станет возможным на пропагандистском празднике святого Освальда. Первая в моей жизни победа. Над подлым извращенцем Бюрлем. Я больше не нуждаюсь ни в плюшевом медведе, ни в ручке, возвращающей в прошлое. Мне достаточно самого себя. Это и значит стать мужчиной.

Пока заваривается чай, я сажусь за письмо, которое мать продиктует Антони Бюрлю. Разорвав седьмой черновик, я делаю передышку. Уронив голову на руки, в изнеможении закрываю глаза. Не так-то легко загнать взрослого в ловушку с помощью обычных слов…

Я вскакиваю и смотрю на часы над плитой. Я проспал два часа! А тот негодяй ждет! Ладно, не так уж плохо – заставить его томиться в тревоге. В любом случае он не рискнет нападать на Керри после того, что я сказал ему по телефону.

Я доливаю кипяток в чай матери, ставлю на поднос две чашки, кладу тосты с обезжиренным маслом, синтетический мёд, черновик своего письма и бегу ее будить.

– Мама, доброе утро! Ты хорошо спала? Сегодня отличная погода. Ничего не замечаешь?

Мать приподнимается на локте, моргает, глядя на экран будильника.

– Еще очень рано…

– Я не об этом.

Я ставлю поднос на одеяло. Впервые в жизни я принес ей завтрак в кровать. Матери требуется несколько секунд, чтобы оценить мой жест.

– Очень мило, – удивляется она. – С чего это вдруг?

Я наливаю чай, намазываю тост маслом, кладу сверху ложечку мёда и жду, когда мать сделает пару глотков. Потом кратко обрисовываю ситуацию. Тост падает в чай.

– В категорию «Д»? – пугается она. – Я перевела Антони Бюрля в категорию «Д»?

– Нет, это сделал я. Я подделал твою подпись, чтобы отомстить за папу.

Мать смотрит на меня, оцепенев от моей прямоты. Я продолжаю:

– Нет, ты, конечно, имеешь право на личную жизнь. Тем более теперь, когда папа сошелся с другой женщиной… Но только не с этим человеком! Бюрль – опаснейший тип. Сейчас сама всё поймешь. Вот письмо, которое он готов подписать: «Я, Бюрль Антони, признаюсь в домогательствах к моей падчерице Лангмар Керри (не достигшей тринадцатилетия). Клянусь больше никогда этого не делать в обмен на восстановление меня в категории „Б“».

Мать смотрит на меня с ужасом.

– Ты заходишь слишком далеко, Томас! Антони Бюрль, может, и не идеал, как все мужчины, но он никогда не обидел бы девочку! Он обожает детей! Он столько помогал мне с тобою, пока твой отец пил и витал в облаках!

С покровительственным видом я протягиваю ей халат.

– Ты не веришь? Скорей принимай душ, и поедем к нему. Бюрль нас ждет. Между прочим, мы спасаем ему жизнь. Иначе он бы плохо кончил, воображая, что ему всё можно.

Не глядя на меня, мать нащупывает на тумбочке телефон, набирает по памяти номер и нажимает клавишу громкой связи. Ее красное лицо выглядит жалким, когда женский голос в трубке произносит:

– Алло?

Пока мать собирается с духом, чтобы заговорить, голос нетерпеливо, с истеричными нотками, повторяет:

– Алло? Кто это?

– Это Николь Дримм, начальник главной инспекции казино…

Раздаются гудки. Мать изумленно смотрит на меня.

– Ничего удивительного, – говорю я. – Она всегда на стороне мужа. Уверяет всех, что дочь просто врет.

Мать вскакивает с кровати, бросается в ванную и уже через минуту в белых брюках и красной блузке вылетает оттуда, держа в руках пять непочатых бутылок водки, которые выбрасывает в мусорное ведро. Она хватает меня за плечи.

– Спасибо, Томас! Хватит страдать ни о чём! У нас с тобой есть дела поважнее – начнем с того, что защитим слабых!

И она горячо целует меня в лоб.

Я иду за ней в гараж, пряча улыбку. В конечном счете это послужило главной цели – изменить ход событий. Важно не то, что происходит в параллельных вселенных, а энергия, с которой из них возвращаешься. Энергия заразительна и полезна, она единственная способна улучшить настоящее.